Не считаю я необходимым признаком империи и эксплуатацию государством-завоевателем покоренных провинций. Слишком уж показателен опыт СССР, где в итоге споров о том, «кто кого обирает», практически все территории, не исключая и России с Москвой, признают себя «колониями Центра». Тем самым понятие Центра из геополитического становится самым общим обозначением сил и учреждений, диктующих стране нормы политической и хозяйственной жизни. Я настаиваю на определении империи, данном мной совместно с Г. Гусейновым и Д. Драгунским [Гусейнов, Драгунский, Цымбурский 1990]. Империя создается отношением между ценностями существующих в ее рамках групп (этнических, конфессиональных и т. п.), притязающих на суверенитет, и тем единым «пространством нормы», в которое интегрируются эти группы. При этом интеграция обусловливается наличием единой силы, единой власти, задающей это «пространство нормы».
В этом и состоит общность между империями и космополитической цивилизацией, сформированной наступлением Запада. Общим оказывается конфликт между групповыми, в том числе этническими, ценностями и необходимостью для их носителей смириться с подчинением этих «теплых», «своих» ценностей – «холодным», «чужим» универсальным нормам. В деле Салмана Рушди Запад говорит Востоку: «Веруй во что хочешь, но не смей выдавать себе алиби, ссылаясь на благодать! Благодать благодатью, а нормы – нормами!» Не так ли и Рим позволял подданным чтить любых богов, лишь бы не в ущерб гражданским обязанностям перед Гением Императора – Хранителем Державы?
Но здесь же видим и глубокое несовпадение между имперским принципом и теми интенциями, которые направляли экспансию Запада. Для империи главной оказывается интеграция отдельных «суверенных» по своим ценностям этнических, территориальных и прочих групп в единую систему Напротив, для западной цивилизации доминирующей становится функция адаптации и утилизации мирового пространства. Ей и подчиняется экспансия.
Хотя такую цивилизацию и объединяет с империей стремление к мировому «пространству нормы», но в то же время разводит с имперским идеалом негативное отношение к довлеющим себе структурам власти, играющим непомерно большую роль в жизни любой реальной империи. Подобная цивилизация может использовать в своих нуждах имперские механизмы, пока они достаточно рентабельны с точки зрения «экономической доминанты». Но она без особого стресса откажется и от имперского аппарата, как только для осуществления ее основных функций более эффективными представятся иные инструменты – скажем, «неоколониалистского» типа. Этого как раз не понял Ленин, прогнозируя будущий крах капиталистической цивилизации вместе с империализмом.