Официальная позиция нынешнего руководства Японии касательно этого договора сводится к двум основным элементам, которые, согласно господствующему в Японии дискурсу, юридически обосновывают требование о возвращении четырех островов. Во-первых, утверждается, что острова Кунасири и Эторофу принадлежат к Южным Курилам (Minami Chishima), а во-вторых, что «Курильские острова» не включают в себя архипелаг Хабомаи и Шикотан, которые – настаивает правительство Японии – исторически были частью Хоккайдо. Соответственно, согласно официальной интерпретации мирного договора, ни одна из двух упомянутых пар островов (а именно Кунасири и Эторофу и Хабомаи и Шикотан) не принадлежат «Курилам», о которых идет речь в статье 2 (с).
Однако похоже, что вплоть до первого раунда двусторонних переговоров (1955–1956) ни японское общество, ни правительство страны не имели ясного понимания того, какие из бывших японских территорий, оккупированных СССР, можно и нужно вернуть. Заявление, сделанное на заседании парламента главой Договорного бюро при Министерстве иностранных дел Нисимурой Кумао через месяц после подписания мирного договора, стало самым известным подтверждением непоследовательности японского правительства (например: Clark 2005). На вопрос о том, какие именно острова относятся к «Курилам», от права на которые Япония отказалась по мирному договору, Нисимура признал, что к уступленным территориям принадлежат и Южно-Курильские острова.
Что касается общественного мнения, то сайт японского МИДа заявляет, что с момента изгнания японских жителей с Северных территорий и одностороннего присоединения этих территорий к СССР (1947–1948) «их возвращение стало страстной мечтой японского народа, а имеющее глубокие корни общественное движение за возвращение островов приобрело общенациональный размах». Нет сомнений, что именно такие настроения преобладали среди депортированного населения, большая часть которого поселилась на Хоккайдо, а также среди жителей Немуро – портового города на Хоккайдо, расположенного в непосредственной близости к островам и находившегося с ними в тесной экономической связи. Движение за возвращение островов началось еще в 1945 году, когда мэр Немуро Андо Исисукэ направил свою первую петицию расквартированным на Хоккайдо американским войскам; петиция требовала перевода островов из зоны советской оккупации в американскую зону. В течение нескольких последующих лет на Хоккайдо нарастало народное движение локального масштаба – его поддерживали местные политики, а также бывшие жители островов, многие из которых после насильственной депортации 1947–1948 годов поселились именно на Хоккайдо (Kuroiwa 2007). Однако, несмотря на то что согласно нынешней правительственной позиции эти организации стояли у истоков современного ирредентистского движения, имеются два важных аспекта, ясно указывающих на разницу между более поздней «национальной миссией» по возвращению Северных территорий и ранними группами активистов. Во-первых, разношерстные группы, состоящие из насильственно переселенных жителей островов и жителей Хоккайдо, чьи заработки были связаны с островами, имели разные представления о том, какие именно территории они стремились возвратить, и требования этих групп обрели некоторое единство лишь в конце 1950-х годов, то есть когда они были поставлены под организационный контроль правительства (Kuroiwa 2007: 65). Во-вторых, хотя петиции, направлявшиеся американским оккупационным властям, а также иные тексты этого рода (например, резолюции Ассамблеи Хоккайдо) отражали сентиментальные устремления к утраченной родине и претензии на возврат территорий обосновывались исторически, эти документы были далеки от национализма, захватившего впоследствии ирредентистский дискурс. На ранних этапах обоснования имели преимущественно экономический характер, крайняя важность островов объяснялась тем, что они были для Японии источником протеина (Kobayashi (ed.) 1950, см. также: Kuroiwa 2007).