— Почему они все-таки не поверили нам? — искренне недоумевал Клен.
— А просто потому, что они — гады, свиньи, быдло паршивое, — спокойно объяснил ему Джим.
— Ну-ну, сам-то ты кто? — урезонил его Эдик. — Кто ты такой, чтобы тебе верили? Чтобы нам верили, нам нужно начать жизнь заново и прожить ее совсем не так. К тому же, мы чуть не на каждом концерте бунтуем против чего-нибудь, а после — расходимся по домам…
— А по-моему, — вставил свое слово тупой Клен, — просто времени было мало на репетицию, вот и вышла халява…
— Да ты хоть год готовься, то же самое было бы, — возразил Смур. — Не те времена. Это лет десять-пятнадцать назад ходили на концерты, чтобы набраться новых идей — запрещенных, «подпольных». Вот тогда нам верили. А теперь все, что можно сказать — сказано. Люди ходят развлечься. И платят за это. А ты знаешь ведь, какая жизнь сейчас. И мы от них же еще чего-то требовать начали…
— Давай, давай, накручивай, — возмутился Джим, — по-твоему, выходит, это мы — свиньи, а не они.
— Что они — свиньи, в этом я не сомневаюсь, — усмехнувшись, заверил его Смур, — вопрос только, кто в этом виноват? Не мы ли, в числе прочих?
Но доспорить они не успели: тачка поравнялась с моим домом.
— …Ты считаешь, мы сделали все, что могли? — спросил я Эдика, когда мы расположились в креслах и закурили.
— Что касается благородных порывов, думаю, все. А вот, что касается твоей личной безопасности… Зря ты дядю Севу еще там не придушил.
— Ты бы сделал это на моем месте?
— Вряд ли.
— Вот то-то же.
— И что будет дальше? — просто спросил Клен.
Я глянул на часы:
— До начала трудовой недели осталось четыре часа. Сотрудники придут в лабораторию и найдут там Севостьянова. Не знаю уж, как он будет выкручиваться, но, я уверен, выкрутится. И вскоре снова начнет охотиться на меня. Не сам, скорее всего, а внедряясь в каких-нибудь обколовшихся торчков. А может и управляя очередным трупом.
Джима передернуло от омерзения. Он зябко потер руки и спросил:
— Слушай, а этот Гриднев, как он тебе показался?
— Умный, по-моему, мужик. Только ограниченный.
— А может быть стоит к нему дернуться?
— На предмет?..
Но Джим не успел ответить, потому что вдруг взорвался мой сумасшедший телефон. В четыре утра. Я выругался, подошел к столику и снял трубку:
— Да?
— Это Николай Крот?
— Да, он самый.
— Наконец-то! Я ищу вас уже несколько часов.
— Кто это — я?
— Я — Гриднев, следователь, вы помните меня?
Я закрыл ладонью микрофон трубки и шепнул ребятам: «Гриднев. Долго будет жить», а потом ответил ему:
— Естественно, помню.
— Так. Я вас очень прошу, никуда не исчезайте. Сидите дома. Я буду у вас минут через сорок.