— Мы же просим вас о помощи, неужели вы не понимаете? — пытался я что-то объяснить. — Ром убит, как же мы можем петь?..
А в конце стадиона ни с того, ни с сего вновь принимаются скандировать: «Ро-ма, Ро-ма!» Тут же отчетливо слышен крик: «Деньги верните!» И, словно издеваясь, несколько человек начинают скандировать по-новому: «День-ги, день-ги!», и именно этот рев, подхваченный многими, подавляет все остальные звуки: «День-ги!!!»
И тут человеческая масса прорвала милицейское оцепление, и вспучилась тысячами рук прямо под сценой. Я не знаю, что за психоз овладел ими, но уверен, если бы они дотянулись, они бы нас растерзали.
Клен, Смур и Джим, стоя на краю, сдерживали натиск, тыча пылающими вниз факелами. В надежде тоже чем-нибудь вооружиться, я бросился за портрет и наткнулся там на пожарный бак со сложенным кольцами прорезиненным рукавом (видно его поставили тут, узнав о затее Рома спалить этот огромный картонный щит). Одной рукой я схватил брандспойт и направил его на огонь, а другой — до упора нажал рычаг на баке.
Струя пены вылетела с такой силой, что я едва удержался на ногах. Она пробила покоробившийся картон портрета насквозь, образовав в нем полутораметровое отверстие. Я выскочил через эту дыру на авансцену и ударил пеной по первым рядам. Я хлестал ею, как гигантским бичом, мало что соображая, только выкрикивая азартно:
— Вот вам! Суки! Нате!..
Я очнулся, лишь услышав грохот за спиной. Прогорев и потеряв прочность, обрушились, державшие портрет, леса. Многометровый сноп искр устремился в ночное небо. Рукав, обмякнув, повис, как глупая кишка: его перебили рухнувшие обгорелые брусья. Из центра пылающей груды с шипением и треском взметнулось ввысь облако густого пара.
Толпа напирала. Бросив бесполезный теперь рукав, я выдернул из кармана кожаной куртки трофейный севостьяновский пистолет, о котором совсем забыл, взвел и, подняв вверх, несколько раз нажал на курок. Все получилось, как на недавнем представлении «Дребезгов»: я попал в прожектор, и после оглушительного грохота выстрелов послышался звон сыпящегося стекла. Толпа слегка подалась назад и притихла. Этой короткой паузы нам хватило, чтобы обогнув тлеющую груду обломков, сбежать с подмостков с обратной стороны.
Миновав фургончики с реквизитом, милицейские машины и филармонические автобусы, через служебные ворота стадиона мы выбрались на шоссе. Тачку поймали быстро и, сев в нее, некоторое время подавленно молчали. Все вышло в точности, как предсказывал Смур. Но он, конечно, и сам был этому не рад:
— Да. Не вышло из нас спасителей человечества, — первым нарушил он молчание.