.
А как насчет экономических реформ вроде тех, что провели у себя китайцы после смерти Мао Цзэдуна в 1976 году? Дэн Сяопин распустил сельские коммуны, и крестьяне начали работать на себя и обеспечивать рынок продуктами. В результате произошел сельскохозяйственный бум, который, в свой черед, вызвал небывалый экономический рост. Китайцы решили повременить с политическими реформами, и у них по сей день в помине нет ни демократии, ни гласности. Мог ли Горбачев пойти по китайскому пути? Он ведь тоже начал с экономики. Но советские колхозники были ослаблены войной, которую Сталин десятилетиями вел против крестьянства, и вряд ли им удалось бы возродить сельское хозяйство так, как получилось у китайцев. В 1987 году советский экономист Олег Богомолов вернулся из Китая и порекомендовал Горбачеву китайскую модель, но тот отмахнулся от его совета. По мнению Богомолова, он поступил так отчасти потому, что чиновники ЦК, издавна привыкшие отвергать все китайское (особенно реформы, которые могли поставить под угрозу их власть), ввели Горбачева в заблуждение: они сообщили ему, что в Китае упало производство риса, тогда как в действительности речь шла о временном сокращении, которое объяснялось тем, что фермеров побуждали выращивать другие культуры, вроде хлопка[666].
Еще одной моделью реформ была Пражская весна 1968 года. Александр Дубчек и (в числе прочих) друг Горбачева по МГУ Зденек Млынарж попытались придать социализму “человеческое лицо”. Они не собирались создавать многопартийную систему (понимая, что Москва такого не допустит), но разрешили плюрализм внутри партии и свободу вне ее. Возможно, нечто подобное имел в виду и Горбачев, когда сказал, что готовился “пойти далеко”. Но он не мог признаться в этом публично и, возможно, не признавался даже самому себе: ведь никто не знал, чем кончился бы чешский эксперимент, если бы его не раздавили советские танки.
Единственное, что Горбачев отметал с порога, – это любые попытки изменить советский строй при помощи силы и насилия. Позже он писал, что любые перемены, которые он вводил, должны были происходить “постепенно”, потому что “выбор… в пользу революционаризма ведет к хаосу, разрушению и нередко к новой несвободе”[667]. И в этом Горбачев дальше всего отошел от традиции – и не только от кровавых методов большевиков, но и от представлений других русских (и до 1917 года, и после 1991 года) о том, что славные цели оправдывают самые гнусные средства. Он понял самое важное: средства, которые не устремлены к похвальным целям, слишком часто компрометируют и пятнают эти цели