Благородная воровка (Грейси) - страница 4

Если бы отцу не причинили то «величайшее зло», как он его называл, действительно ли он жил бы в Англии как порядочный человек, довольный своей судьбой? 

Она никогда этого не узнает. Но он был её отцом, и ей следовало поверить ему на слово. 

Кит прикусила губу. Отец был её единственным родственником. И он умирал… Да кто она такая, чтобы отказать ему в обретении покоя на смертном одре? Собственные сомнения и колебания вдруг стали казаться Кит немного эгоистичными. 

Она опустила взгляд на отца. Лицо его посерело, губы приобрели зловещий синий оттенок. Глаза были закрыты, но он не спал, о чём свидетельствовало его напряжённая поза. 

Он походил на человека, оставившего всякую надежду. 

Сколько она себя помнила, папа постоянно вынашивал какие-то новые планы, проекты, идеи… 

Кто она такая, чтобы говорить «нет» умирающему человеку, когда тот просит выполнить его последнюю волю? 

Кит вздохнула, наклонилась вперёд и осторожно взяла отца за руку. 

- Я выполню то, что сделал бы твой сын, папа. Я верну тебе доброе имя. Скажи мне, что я должна сделать. 

Тяжёлые веки поднялись, и отец настороженно посмотрел на Кит. Внезапно в его глазах мелькнула вспышка ликования. Длинные пальцы, причинив боль, конвульсивно вцепились в руку дочери, притягивая её поближе, чтобы прошептать наставления в самое ухо. 

Наконец отец закончил говорить, в изнеможении закрыл глаза и вновь откинулся на подушки. 

Пришла пора изнуряющего полуденного зноя. Горячий влажный ветер лениво шевелил листву на деревьях. Кроме этого шороха, доносящегося с улицы, в доме был слышен один единственный звук – дыхание человека, борющегося за каждый вздох. 

Неожиданно отец открыл глаза: 

- Отправь из Сиднея письмо Роуз. Напиши ей… 

Его речь была прервана долгим приступом кашля. 

Умирающий затих, дрожа и вконец обессилев, лицо его посерело ещё больше. Кит обтёрла лицо отца прохладным влажным полотенцем, размышляя, кто же такая эта Роуз. 

- Тише, папа, не беспокойся. Я сделаю всё необходимое. Просто положись на меня и побереги свои силы. 

На мёртвенно-бледных губах отца появилась страдальческая улыбка. 

- Сын мой… - пробормотал умирающий так тихо, что Кит едва смогла расслышать его слова. – Возлюбленный сын мой… 

С этими словами отец испустил последний вздох. Он умер на соломенном тюфяке в простой яванской хижине вдали от горячо любимой родины. Убитый на дуэли за шулерство в карточной игре. Судьба нанесла отцу последний удар в жизни, которая, по его словам, сплошь состояла из подобных ударов. 

Он ушёл из жизни, не попрощавшись с единственной дочерью, не сказав ни слова о любви той, кто на протяжении всех своих девятнадцати лет жизни разделяла с ним его ссылку.