Солдаты подхватили Джона под руки и вышвырнули во двор. Следом вытащили Стеллу, а Анну, прижимавшую к себе плачущих детей, Фредди и Джорджа, вытолкали прикладами.
Офицер вышел, пнул лежавшего у порога Джона и молча направился к стоявшему неподалёку бронеавтомобилю.
Дом занялся огнём быстро. И так же быстро от него осталось тлеющее пепелище.
Никто ничего не говорил. Все молчали глядя на пожар, а после, на то что осталось от дома. Джон сидел на старой коряге. Рядом, опустив голову, плакал Фредди, а старший сын, Джордж, нервно курил папиросу за папиросой. Стелла сидела на коленях, прямо на дороге, её успокаивала Анна. До сих пор перепуганная Дороти забилась под телегу, где прижимала к себе чудом уцелевшего в пожаре щенка. Двенадцатилетний Энтони и восьмилетняя Констанца, просто стояли взявшись за руки, стараясь ничего не говорить и ничего не спрашивать у старших.
Сгорело всё нажитое за долгие годы…
Энтони посмотрел на тлеющие угли и тихонько запел…
— Весёлый мертвец, пастырь чёрных овец,
Собрал он вольный сброд.
И в даль погнал их по волнам
Ветер вольных вод.
Йо-хо, грянем вместе!
Что ж нам дьявол не рад?
Хей-хо, громче песню!
С ней хоть в рай, хоть в ад…
— Глупый мечтатель, — прошептал Джон посмотрев на младшего сына, — он представляет себя пиратом. И как назло любит петь.
— Это лучшее что ему остаётся, — ответил отцу Джордж, закуривая очередную папиросу, — делает что умеет лучше всего.
— Ты нервничаешь, сын, — посмотрел на него Джон, — дай-ка и мне одну.
— Я не помню, чтобы ты курил, отец, — протянул Джону папиросу Джордж.
— Тут не вспомнишь дурные привычки молодости, — ответил Джон.
— Это я виноват, — заговорил, до того тихо плакавший Фредди, — простите меня, если можете, — это я их впустил. Я трус. И это всё из-за моей трусости!
— Да полно тебе, сынок, — обнял его Джон, — все живы, все целы, не так как тогда, когда шла война.
— А что это, если это не война, отец? — посмотрел Фредди на Джона, — это ты называешь миром? К нам врываются партизаны, следом англичане. Шинн Фейн убивают нас за то, что мы не убиваем англичан! Англичане, потому что у нас не хватает смелости в них стрелять! Я уйду в партизаны. Сегодня же, папа!
— Тихо, тихо, не горячись, — прижал к себе сына Джон, — если бы хотел, то давно бы ушёл, молча, без истерики.
— А? — глянул на отца Фредди и кивнул на Энтони, — вон, поет. Он умом не двинулся?
Фредди глянул на на Энтони.
— Эй, певец! Замолчи, и без тебя тошно!
Энтони замолчал, переглянулся с Констанцей и так же, держа сестру за руку, подошёл к отцу и братьям.
— Вот, — достал он из-за пояса небольшой свёрток и протянул его отцу.