— Нет, я с рождения жил под землей.
— Ты хочешь сказать, что первый раз вылез наружу и побежал смотреть дирижабль?
— Наружу я выбирался давно. Тогда меня поразило небо, но отец мне сказал — что это уродливое пятно по сравнению с тем, что было раньше. Я расхваливал постройки — он отвечал, что это лишь руины. И так на мои вопросы был все более и более краткий ответ, пока я не понял, что он не хочет говорить.
— Жестокий он у тебя.
— Был.
— Ох, прости. Все мы бывшие. Ты садись поближе, грейся, вытягивай руки, огонь не кусается.
— Я привык, и отец не был жестоким. Он говорил правду, не обещал золотых гор, не обещал даже ясного неба, говорил, как есть.
— А как же вера в хорошее? Надежда?
Он вспомнил плавающие останки в туннеле и медальон.
— Нет никакой надежды.
Мальчик встал, поблагодарил за теплый прием и решил пройтись внутрь.
Ржавая дверь поддавалась с трудом, отзываясь недовольным скрипом.
Прогуливаясь по заброшенному салону и прикасаясь рукой к каждой шершавой поверхности он думал: Сильно ли изменится за эти годы? Сможет ли выполнить данное обещание?
Даже до Темплстера путь оказался труднее, чем он предполагал изначально, что говорить об императорском замке, да еще и о попытке изменить все то, что было сделано не одной сотней людей.
Безумная идея…
Но она толкала его вперед, давала повод жить дальше, после смерти близкого человека.
Здесь, продвигаясь к рубке, он решил дать клятву перед умершими душами.
Он зашел в кабину управления и встал на колени рядом с лежащими в креслах скелетами.
Он обещал никогда, никогда не отнимать жизнь, никогда не приносить боли и страданий, только дарить и делиться светом, кой теплится в его юном тельце.
Зачем — то взял кость руки и поцеловав начал закапывать в землю, ввалившуюся через дыру в полу.
Он встал с колен и очень долго смотрел в целые стекла, засыпанные плодородным слоем почвы, ранее плодородным, а ныне серым, напоминавшем пыль.
«Все здесь, и я заражены. Известно, что лекарства не существует… Да и поможет ли спастись какое — то лекарство от гнева израненной природы?»
— Не приведет к смерти моя рука. Каким бы чудовищем не оказался встречный, мы расстанемся с миром.
Он развернулся, оглядел свое «изделие», и вышел плотно прикрыв за собой люк.
— Парень — позвал второй, сидящий у костра — дал какой — то обет? В это место приходят тысячи людей, приходили… Они брали кость и копали. Некоторые пели песни о успокоении. Что видел ты?
— Ничего.
— Никто не знает ответа, но надежда есть, иначе судьба бы не привела тебя в это место.
— А если вы ошибаетесь?
— Лучше ошибаться и верить, чем не совершать ошибок, кроме одной, самой главной и роковой ошибки: бездействия. Ожидание не есть бездействие, помни мои слова.