Империя Машин (Кянганен) - страница 65

Узник смачно чавкал, восхваляя небеса «за чудесный подарок».

Наконец, мальчик переборол трепет и глянул на арестанта.

Тот бросил ему кусок. От рассеянности, он не среагировал, и мясо отскочило от груди, замазав её кровью.

— Растяпа, кто учил тебя выживанию?

Неизвестный робко дотронулся шара. Это была её голова, обмотанная хвостом.

— Хочешь есть? Ешь. Или я зря перевожу добро?

Ребенок сглотнул слюну и отопнул подачку ногой.

— Ни себе ни людям. Пинать научись! Хорошо, что след от твоей конуры. Вернется тюремщик, хулиганство то выбьет!

Вскоре зубы застучали от холода, пронизывающего до самых костей.

Мальчик завернулся в единственную вещь, присутствующую в комнате — одеяло. Задубелое, оно сгибалось с хрустом, но приложившись спиной к решетке он заснул.

Ему приснился день, когда распечатали люк бункера, и прохладистый солоноватый воздух взбудоражил ноздри.

Они поднялись на крышу торчащего из воды убежища, окруженного синевой, и отец сел рядом:

— Будем учиться рыбачить.

— Что такое — рыбачить?

— Ловить рыбу, я покажу как это делается, а ты смотри, и наберись терпения — одного из самых ценных качеств, помогающих сохранить свой мир, и мир других.

Холод возвращал к реальности, он просыпался и засыпал снова, чтобы увидеть тот мир, где солнце мило светит свысока, синее море выносит отражения, дублируя светило, и вода мягко колышется о ноги в резиновых сапогах. И они с «отцом» закинув удочки, ждут.

Проснувшись в очередной раз, он заметил настенные часы — стрелка тикала, как и тикала жизнь.

Превращая секунды в годы, минуты в тысячелетия.

Хвойный лес… «отец» однажды упомянул это название с заметной грустью. Почему ты такой печальный? — на этот вопрос он услышал ответ:

— Одно и самых прекрасных творений в Севергарде, таких лесов всего пять или шесть, земля слишком неплодотворная, и суровый климат сломает даже такие живучие деревья, как сосны, ели и Сонмирские лиственницы.

— А какой там климат?

— О — о, разнообразный! Например, в понедельник, ближе к экватору, можно разгуливать в подрезанных брюках и майке, а во вторник ночью забушует метель, и температура упадет до треска в окнах. Трубы прорвутся, и группа ремонтников с нудным ворчанием поднимется со своих мест, включит сирену, зажжет паровой мотор и направит машину в сторону аварии, зная, что теплый недопитый чай не будет их ждать на морозе. Остынет, прольется от землетрясений, или его выпьет кто — то другой.

Его сон развеял голос Альфредо.

— Ты можешь навечно зависнуть в грезах. Люди мечтают об совершенстве. Придумывают его для себя, но в конечном итоге, когда счастье порой соизволит появится, оказывается, что им страшно взять кусочек. Пирог, к которому они стремились, отведать его, взять ответственность. Они выбирают другое: закрыться, бросить всё, и оставить счастье мечтой. Мечты хороши… но они и приносят ту боль и ту погибель, куда страшнее эпидемий, убийств и самого апокалипсиса. Из — за несбывшихся миллионов желаний, не сбывшейся мечты, порождается всё гадкое.