Пионер, 1951 № 12 (Журнал «Пионер») - страница 21

- Прощайте. Не поминайте лихом. А что ж мне колхоз? Там тоже колхоз есть. - И вышла на улицу.

Невестка, накинув платок, последовала за ней.

Стоя на крыльце, она долго смотрела вслед убегающим пошевням. Рядом с крупной, широкоплечей фигурой Прохора Марфа Тихоновна казалась маленькой, слабой… И что-то такое понурое было в её опущенных плечах и вдруг поникнувшей голове, покрытой большой тёмной шалью, что у невестки больно сжалось сердце.

- Ах, человек! - расстроенно прошептала она. - Никогда, никогда она уступить не может! И людей и себя до смерти замучит… И прежде всего себя!

Настя пришла из школы. И сразу почувствовала какую-то неясную перемену в доме. Бабушкиного полотенца, которое всегда висело у двери, не было, шали её тоже не было…, Только полушубок, в котором бабушка ходила в телятник, висел на гвоздике - старый и уже никому не нужный.

Мать что-то шила, сидя в кухне у окна.

- Доставай суп из печки, - сказала она Насте, - молоко в кринке на лавке.

Настя тревожно обернулась к матери:

- Мама, бабушка уехала?

- Уехала, - ответила мать. - Совсем?

- Совсем.

- Как же… Как же это совсем? - у Насти задрожал голос. - Мама, что же ты её не уговорила?

Мать невесело усмехнулась:

- А разве нашу бабушку можно уговорить?

- Можно! - горячо возразила Настя. - Если бы я дома была, я бы уговорила! Я бы ни за что её не отпустила, ни за что! А отец её повёз?

- Повёз.

- Ну зачем же он её повёз? Не надо бы!

- Ну, так она пешком ушла бы. Садись, обедай!

Настя нехотя поела. Она даже и не заметила, что суп её любимый - с грибами - и что в молоке плавает толстая румяная пенка.

- Мама, - сказала она, отставляя кружку с недопитым молоком, - а что если мне туда сбегать, а?

- Куда?

- Ну, к тёте Нюше! За бабушкой! А? Уговорю её, она и приедет обратно.

Мать подняла от шитья свои тёмные мягкие глаза.

- Сейчас ты её не уговоришь… А вот пройдёт несколько деньков, тогда и сходим…

- А ты думаешь, что соскучится? Мать улыбнулась:

- Думаю, что соскучится… - И, вспомнив понурые плечи и опущенную голову сидевшей в санях Марфы Тихоновны, добавила: - Сердце-то у неё не каменное.


После обеда Настя вышла на улицу.

После обеда Настя вышла на улицу. Сверкал и блестел морозный денёк. Яркосинее небо, ярко-синие тропки среди розовых сугробов, искристые огоньки на снегу…

Далеко видно кругом в ясный день. Улица лежит, озарённая солнцем, будто праздничная. Ребятишки катаются с горки, кричат, смеются… Промчался на Ласточке конюх Тимоша, снежные комья разлетелись из-под копыт…

На душе у Насти было тяжело. Уехала и не простилась со своей внучкой!