Длинные деревянные столы теряются в темноте. На скамьях сидят мужчины самого бандитского вида. Сплошь бородатые, с поломанными носами, шрамами и длинными волосами, заплетенными в косы. Большинство зрелого возраста, хотя я замечаю и несколько стариков и подростков. Одежда причудливого покроя: по большей части кожа и меха; рубашки из металлических колец; если ткань, то ярко окрашенная и грубая даже на вид. Мужчины едят, разрывая зубами мясо, нимало не заботясь о жире, стекающем по рукам, и жадно пьют из богато украшенных массивных кубков. Между столами расхаживают, разнося подносы с едой и разливая напитки из пузатых кувшинов, светловолосые пышнотелые женщины. Некоторые выглядят даже внушительнее, чем моя недавняя знакомая. Освещает все огонь костров, пылающих в вырытых прямо в земляном полу широченных канавах. Блики пламени пляшут, отражаясь от высокого, выложенного золотистой чешуей потолка. Стоит несмолкаемый гомон. Несмотря на то, что речь поначалу кажется незнакомой, я прекрасно понимаю ее смысл. Пахнет деревом, мясом, дымом и потом.
В общем, я продолжаю бредить. Только декорации галлюцинаций становятся какими-то уж совсем вычурными.
— Уж сколь веков они едят. И нет отказа им ни в чем. Но голод и жажда их не проходят.
Сосед слева несколько отличается от остальных. И нос вроде бы ни разу не сломан. И выражение лица другое. Более интеллигентное, что ли. Старше меня лет на шесть-семь. Голубые глаза. Длинные светлые волосы собраны в хвост. Простой хвост без всяких там вычурных косичек и вплетенных золотых цепей.
— Извини за речь. Тут модно так разговаривать. Русский?
— Да. — Я слишком шокирован, чтобы запираться.
— Откуда?
— Из Екатеринбурга.
— А я из Москвы. Дмитрий, — представляется волосатый. — Правда, здесь меня чаще зовут Хельги. Дмитрий для них слишком непривычно, а придумать, как переделать на свой лад, так и не смогли. Вот и назвали Хельги. Тут так часто называют русских с непроизносимыми именами в память о великом конунге из Гардарики, которому не свезло правильно погибнуть.
— Ярослав.
— Ярицлейв, — невпопад поправляет меня собеседник.
— Что это за место? — Мозгами я вообще-то понимаю, что глупо спрашивать у порождения бреда, в какую такую галлюцинацию ты угодил. Вопрос вырывается чисто автоматически.
— Вальхалла. — Дмитрий произносит это слово с таким удивлением, будто я не знаю самых что ни на есть прописных истин.
— Вальхалла?!
— Странно. — Мое замешательство не укрывается от собеседника. — Учитывая обстоятельства твоей смерти, я было решил, что ты здесь по собственной воле.