— Приветствую тебя, воин.
Назвать словно из ниоткуда возникшую в десятке шагов незнакомку девушкой, несмотря на юность, я бы не рискнул. Атмосфера уверенности и властности. Плюс габариты. Она была… как бы это описать. Есть такое слово «монументальный». Представили? А теперь увеличьте в два-два с половиной раза. Нет, все соразмерно. Просто всего этого много. По мне, так чересчур много. Подобно большинству мужчин, я побаиваюсь женщин больше себя. А эта намного больше.
Восседает незнакомка на гнедой кобыле. Лошадь, небольшая и чахлая, по всем законам логики и здравого смысла должна переломиться под оседлавшим ее монолитом. Но, ничего, держит, не фыркает даже. Еще больше меня удивляет одежда женщины. Пышное тело туго обтягивает безрукавка, сплетенная из металлических колец, перетянутая широким наборным поясом с массивной бляхой. Густую копну длинных, неровно обрезанных золотистых волос венчает полукруглая железная шапка с легкомысленными крылышками.
Удивление сменяется проклюнувшимся подозрением, а то, в свою очередь, твердой уверенностью — у меня галлюцинации. Возможно, бред после болевого шока, вызванного ударом ножом. Надеюсь, друзья уже вызвали скорую.
Меж тем женщина величаво спускается с лошади и подходит ко мне.
— Ты погиб в бою с оружием в руках, и тебе оказана высокая честь — предстать перед собратьями в чертоге воинов. Садись же на Несущего павших, и вознесемся к небесам. — Голос у нее гулкий (еще бы — с такими-то легкими), а тон повелительный. Девица явно не привыкла слышать слово «нет». Более того, по всему видно, она ожидает, что я сейчас бухнусь на колени и начну благодарить.
Вместо этого я заявляю, что возноситься никуда не собираюсь. Что она всего лишь галлюцинация. Что бред затянулся. Ну и так далее.
Замолкаю, лишь когда девица вместо дальнейших объяснений резко бьет меня кулаком в висок. Меркнущее сознание отмечает, как мое тело грузят, подобно мешку, на лошадь, и после ободряющего «но» та пускается вскачь.
Во время поездки в себя я прихожу лишь единожды. Предо мной предстает крупным планом лошадиный бок. Перевожу взгляд ниже — лучше бы я этого не делал.
Далеко, невообразимо далеко внизу простирается море, а скачем мы по вязкой массе гигантской радуги. При этом копыта выбивают из этой невозможной дороги золотистые искры.
Мой истошный крик прерывает еще один удар, на этот раз по макушке.
* * *
Очухиваюсь, сидя на чем-то очень жестком, при этом уткнувшись лицом в еще более жесткую поверхность. Шея чудовищно затекла.
Гудящую голову удается поднять с громадным трудом, после чего я начинаю удивленно, а скорее, в легкой панике озираться по сторонам.