Утро наступило неожиданно. Вымотанная переживаниями последних дней, я давно не спала так крепко, как в эту ночь. Меня разбудили голоса, негромко переговаривающиеся где-то поблизости. Разлепив веки, я хмуро уставилась на двух горничных, которые стояли в дверях. Увидев, что я проснулась, они синхронно присели в реверансе.
— Доброе утро, ваша милость! — наперебой прощебетали девушки. — Как спалось? Что желаете на завтрак?
— Кажется, раньше вы не интересовались моим мнением по этому поводу, — пробормотала я, натягивая одеяло повыше.
— А мы вам и ванну уже приготовили! Простите, что разбудили, но… Госпожа Ортензия торопит! — выпалила та из горничных, что посмелее.
— Что ей нужно?
— Ну… Мы думали, вы и сами знаете… — замялись они. — Она хочет увидеть вашу простыню. Как встала, так и требует. А герцог уехал по делам — вместе с поверенным, который прибыл нынче утром.
Судя по всему, иного выбора у меня не оставалось, так что пришлось подняться, завернувшись в одеяло. Девушки ловко свернули простыню и выскользнули за дверь. Я поморщилась, представив себе лицо Ортензии де Россо, но, чтобы не портить себе настроение, отогнала эту мысль подальше.
Позже я сидела в успевшей немного остыть воде и, прикрыв глаза, перебирала в памяти всё мгновения прошлой ночи. Взгляд Себастьяна — нежный, сияющий. Такой, какого я никогда не видела прежде. Всё ещё ощущавшийся на губах вкус поцелуев. Тепло сильных уверенных рук. От этих воспоминаний во всём теле рождалось сладкое, тягучее, как мёд, томление. И желание испытать эти ощущения снова.
Сестра Николина, как и другие наставницы, никогда не была с мужчиной, а потому её слова, сказанные мне перед отъездом из обители, имели мало общего с реальностью. Ничего настолько уж неприятного в первую брачную ночь я не испытала. Да и, несмотря на смущение, просто лежать послушной живой куклой мне тоже не хотелось… Я не только принимала ласки, но и целовала герцога сама, зарываясь пальцами в густые чёрные волосы, обнимала, касалась упругой смуглой кожи, ощущая ладонями крепкие мышцы под ней. Наверное, меня осудили бы за такое поведение, если б узнали, но в те минуты я не могла — или не хотела — ничего с собой поделать.
Я стянула с руки повязку и увидела, что от вчерашнего пореза и следа не осталось. Мой колдовской дар продолжал расти и теперь исцелял меня быстрее, чем раньше. Скрыть такое оказалось бы непросто, поэтому, одевшись, я перетянула ладонь чистой тканью и вышла из комнаты.
После вчерашней суеты замок казался тихим. Я спустилась в столовую и почти не удивилась тому, что опоздала к завтраку. Бабушка Себастьяна уже ушла оттуда, как и все остальные, но меня ничуть не огорчило то, что пришлось завтракать в одиночестве.