— Хорошо.
— Я хочу, чтобы ты был счастлив, милый. Это единственное, чего я хочу. Чтобы тебе не было больно, чтобы ты не возвращался домой с разбитым лицом.
Он кивает. Как болванчик.
Кивает, кивает, кивает и ненавидит себя за то, что снова ей лжёт. Потому что ему ещё не раз будет больно. Потому что он ещё не раз вернётся домой с разбитым лицом. Но, по крайней мере, она не будет переживать по поводу того, что её сын якшается с пидором.
Разбитое лицо хотя бы может зажить.
— Всё будет хорошо, мам. Обещаю.
С тихим щелчком закипает чайник. Рыжий отводит глаза и говорит:
— Давай выпьем чаю и ляжем спать, ага? Уже поздно.
Она кивает. Напряжение остаётся в её глазах, но уходит из плеч и спины. Ей даже удаётся слегка улыбнуться.
— Хорошо. Я достану чашки.
Слава богу.
Рыжий отходит, открывает ящик и достаёт железную банку с чаем. Если не шибко размахивать руками и не шибко глубоко вдыхать — боль вполне терпимая. Наверняка ничего серьёзного.
И, тем не менее, ему кажется, что он бы чувствовал себя бодрее, если бы по нему прошлись катком. Иногда бывают дни, которые действительно пытаются тебя уничтожить — сегодня, кажется, как раз один из таких дней. Хорошо, что скоро он закончится.
Скоро Рыжий окажется в своей комнате, примет душ, ляжет в постель и выключится. А завтра всё снова будет в порядке. Завтра его снова начнёт доставать Хэ Тянь, снова прицепится Йонг, не будет давать проходу на переменах. Завтра будет Ван, с которой вообще не нужно будет ни о чём думать. Завтра будет отличный день, а сегодняшний забудется, как ёбаный кошмар.
Он оборачивается через плечо и смотрит на всё ещё стоящую посреди кухни Пейджи. Хмурится.
— Мам? Чашки.
— Да, да. Я просто…
Она смотрит на него расширившимися глазами, и Рыжий чувствует, как сердце ухает в живот.
— Я не помню, где они стоят.
Название звезды: Надус I. Перевод с арабского: первый узел петли.
Запах алкоголя Рыжий ненавидит.
Некоторые зазубрины в сознании оставлены так давно, что толком и не вспомнишь, откуда они взялись. На этом не зацикливаешься, но вспоминаешь иногда. Приходится. Как о неправильно сросшейся кости в сезон дождей.
Когда воспоминания возвращаются, они отдают лёгкой тошнотой и прохладно сжимающимся сердцем.
Рыжий почти не помнит лица, но хорошо помнит голос.
Голос орёт:
— Дрянь!
Хренова дрянь. Поставь чёртову бутылку на место. Не прикасайся к моим грёбаным вещам.
Его отец никогда не был ни достаточно сильным, ни достаточно смелым.
Если бы они до сих пор жили вместе, если бы семь лет назад его не упекли в тюрьму Ханчжоу, если бы всё сложилось иначе, Рыжий уже был бы выше него как минимум на полголовы. Не пришлось бы до хруста в затылке задирать голову, как когда-то, чтобы вклиниться между матерью и ним, чтобы выкрикнуть в багровое лицо: