Я повернул направо и пошел по узкому коридору, который вел к офису Питера.
— Привет, — сказал я, входя в комнату и закрывая за собой дверь.
— Доброе утро, — поздоровался Питер.
Он поднялся из-за элегантного стола, сделанного из хрома и стекла, и обошел его, чтобы пожать мне руку. Он был немного ниже меня, чуть меньше шести футов, и у него было тело бывшего игрока университетской футбольной команды, который в последнее время проводил больше времени на диване, чем в тренажерном зале. Он сражался с редеющими волосами, носил синий костюм и сверкающие черные мокасины.
— Как дела?
— Я в порядке, — сказал я, опускаясь в стоявшее ближе к двери одно из двух черных кожаных кресел с высокими спинками. Но по-честному я должен был сказать, что я совсем не в порядке. Душа уходит в пятки при мысли, что я могу оказаться за решеткой. — Настолько, насколько это возможно, полагаю.
— Как мне известно, ты уже получил известие от своего капитана? — спросил Питер, возвращаясь на свое место напротив меня.
— Да, — сказал я, не в силах скрыть свою горечь. — Меня уволили.
Он позвонил несколько дней назад, после разговора с окружным прокурором, который сообщил ему о выдвинутых против меня обвинениях. Наш разговор был коротким, меньше двух минут, и в конце капитан сказал, что не желает больше видеть меня на станции — он поручит кому-нибудь очистить мой шкаф и перешлет мне вещи.
— Ну что ж, мы ждали этого, не так ли? По закону ты не можешь работать парамедиком, будучи сексуальным преступником.
— Знаю, — сказал я, передернувшись от слов «сексуальный преступник». Как бы я ни старался, я до сих пор не мог поверить, что превратился в «сексуального преступника». — Но от этого не легче. Эта работа была смыслом моей жизни. Это все, что у меня было.
Питер пожал плечами, и я выпрямился в кресле, чувствуя, как покраснело мое лицо от неожиданного приступа ярости, когда Питер пожатием плеч отмел мои страдания по поводу карьеры. Что будет, если кто-нибудь отнимет у него работу? Что он тогда почувствует?
«Ну, хватит уже об этом, — подумал я. — Питер здесь ни при чем. Ты сам начал эту историю. Ты пришел в полицейский участок и рассказал о том, что сделал».
Питер снова заговорил, и я сосредоточился на том, чтобы оставаться спокойным и невозмутимым.
— Итак, здесь уже лежит предложение признать свою вину с целью смягчения наказания, — сказал он, глядя на документы, лежавшие перед ним на столе. — Они изменят обвинение на изнасилование третьей степени, а не второй.
— А в чем разница? — спросил я, прерывая его. Он объяснял мне это при нашей первой встрече, но я не мог припомнить, в чем была разница.