Что скрывать: идя сюда, думал Ференц Вираг про повитуху то, се. Грех, мол, такую бабу в одиночестве оставлять, чтобы увядала она, как цветок без пчел… И теперь поднимается он на чердак, а сам ждет, что вот и она сейчас двинется за ним. Мыслями, как веревочкой, тянет ее за собой. Вот он уже наверху. Глух, неприветлив чердак, как старый Чер. Прислушивается: нет, не стучат по лестнице красные сандалии. Слоняется Ференц Вираг по чердаку как неприкаянный, балки ощупывает — словом, тянет время. Будто и в самом деле чердак осматривает. Придет, не придет?.. Бегут минуты; пора и спускаться. Да, черт побери, с ней, видно, каши не сваришь… Повитуха стоит на крыльце, уже одетая, на ногах туфли, но по-прежнему без чулок. Юбка колоколом колышется на ней от каждого движения.
— Посмотрели, дядя Вираг? — спрашивает; потом, сощурив глаза, подходит к старосте, снимает паутину у него со шляпы.
— Посмотрел. Сильву я пришлю потом…
— Ну что ж… присылайте. Я ведь сказала, что не боюсь. До сих пор стоял дом и еще постоит, — и перекладывает свою сумку из одной руки в другую.
С грустью думает Ференц Вираг, что в последнее время что-то ничего ему не удается.
— Вы куда? — спрашивает чуть ли не со злостью. Он-то думал, что баба в надежде на ремонт покладистой окажется — и вот на́ тебе. Не боится, говорит.
— О… дела у меня. Жалованье свое нужно оправдывать. Ведь ребенка в купель опустить — это еще не все. Нужно и о матерях заботиться. И еще о многом. Вы, дядя Вираг, Красных Гозов знаете?
— Еще бы. Вы с ним, смотрите, осторожней… он человек такой… отчаянный…
— Да? А что такое?
— Да вот то… зимой так увел невесту у жениха из-под носа, будто ее там и не было. Кто-то свадьбу устраивает, а он на ней невестин танец пляшет. Словом, я вам советую осторожней с ним…
— Неужто вы за меня боитесь, дядя Вираг? — и хохочет, ладонями хлопает по бедрам.
Смотрит на нее, смотрит Ференц Вираг. Не знает, что ему теперь делать. С такими надеждами шел он сюда! Думал, у него, как у старосты, есть на нее особые права. Когда она в деревню приехала и явилась в правление, он тогда еще подумал: такой бабе сам бог велел для вдовцов да холостяков утешением быть…
У Ференца Вирага одни мысли насчет новой повитухи были, а у других — другие. Но факт тот, что деревню она взбудоражила основательно. Много было толков, кто она да что она. Отец-то с матерью у нее наверняка были, а вот был ли муж?.. И если был, то куда делся? Есть ли дети и где они? Даже того никто точно не знал, из крестьян она или из господ? Сама же новая повитуха никому ничего не рассказывала: просто взяла и появилась в деревне, а прошлое свое бросила где-то на околице, как старую одежду. И даже следы за собой замела… Впрочем, в деревне ее сразу полюбили. С радостью приняли такой, как она есть; так радуется человек, когда рядом с высохшим деревом неожиданно замечает новые, свежие побеги; так еще бывает, когда увидишь молодой месяц, всходящий на горизонте… Только господ очень уж мучило любопытство. Встречая ее в кооперативе, на улице, смотрели мимо, будто не видя, — но тем с большей охотой говорили о ней между собой.