— Мо-жно-о, — говорит напевно, когда слышится стук в дверь.
— Добрый день, тетенька… — входит Ферко и стоит, озираясь неприкаянно.
— День добрый, милок. Вот славно, что пришел, я как раз про тебя вспоминала. Идем-ка со мной… — Она встает, берет Ферко за руку и ведет его через сени в пристройку.
Ничего особенного нет в этом. Парни к этому привыкли. На том и стоит добрая слава вдовы, что она все себе может позволить, все не так делает, как другие. Этого дома словно не касаются законы деревенской морали: ну, Пашкуиха, говорят люди, — это другое дело. Однако есть тут и какая-то хитрая штука: хоть бывают в доме вдовы парни чуть не со всей деревни, еще ни одному не пришло в голову полюбить Пирошку или посвататься к ней. Лишь играют с ней — если случится, что матери нет в хате, — на колени сажают, но, заслышав шаги матери в сенях, тут же сбрасывают с колен, будто котенка.
— Ну что, приперло тебя? — поворачивается вдова к Ферко в низкой пристройке. Тот зябко голову в плечи втягивает. Холодно здесь, как на леднике.
— Дак ведь… оно конечно, приперло…
Очень любит он Марику, только сказать об этом ничего не может. Смотрит тупо на голые теткины руки. И как это она не мерзнет, надо же…
Вдова задумчиво на Ферко смотрит, помалкивает.
— Тебе-то она что говорит? — спрашивает наконец.
— Мне-то? Вчера сказала, пойдет за меня. Вот только…
— Ну что «только»? Будет она твоей женой, будет, раз я сказала, и никаких только. Чего тебе еще-то надо?
Очень хорошо знает Ферко, чего ему надо; беда вот, выразить не может. Рассказал бы он тетке: мало, мол, что Марика женой его станет, жена — это само собой, а ему любовь еще нужна. Потому что семейная жизнь без любви — все равно что каша без соли. Мученье одно. Однако даже насчет женитьбы еще уверенности нет, а уж о любви что говорить… Конечно, дала Марика вчера ему свое согласие, а сегодня возьмет и передумает, если ей так захочется.
— Что мне надо-то? Ну… перво-наперво, чтобы она в самом деле вышла за меня. Нет у меня спокойствия, тетенька, пока этот бродяга, Красный Гоз, в парнях ходит. А еще бы надо, чтоб она любила меня хоть маленько, если женой мне будет.
— Да, конечно, конечно… Ну ладно, я все устрою, не бойся. Коли начала, то и до конца доведу… — и уже открывает дверь, идет обратно в горницу. Ферко, как беспомощный телок, за ней шагает послушно.
Решительно сметает вдова карты в ладонь, колоду в ящик швейной машины кладет. Набросив на плечи меховую шубейку, говорит парням:
— Вы тут будьте, сколько захотите, а я по делам, — и уходит.
Тарцали с Косоруким Бикаи переглядываются, ухмыляясь, берут свои стулья и несут к Пирошке; садятся с двух сторон. Ферко у двери топчется, не знает, уйти ему лучше или подождать. Тарцали вначале косится на него исподлобья, а потом перестает обращать внимание и, не говоря ни худого ни хорошего, хватает маленькую, девическую Пирошкину грудь.