Парней этих тоже понять надо. Они танцевать учились в хлеву, вместо девки за метлу держась. Нужно им с кем-то побаловать, утихомирить желание, которое все настойчивее требует своего; вот и забавляются они с Пирошкой. Пробуют: долго ли выдержат без смеха?
Бедная девка то вспыхнет, словно окошко в летний полдень, то побледнеет, как месяц в ветреную погоду. Сидит и сама себя не чувствует; не знает, на каком она свете.
А мать ее в это время гордой походкой шествует по деревне; где ни пройдет, везде за ней словно даже в воздухе достоинством веет. В каждой лужице плавает кусочек ее отражения, и сама улица наряднее, праздничнее становится.
Оттепель выманила людей из хат к заборам, к воротам; глядит народ вслед вдове, гадает, куда это она собралась? Конечно, вдова Пашкуй не такой уж важный человек в деревне и не так уж редко выходит она на улицу, чтобы этому удивляться. Однако нынче взбудоражены люди слухами о женитьбе Ферко Жирного Тота на Марике Юхош. Это будет первая свадьба нынешней зимой. Если будет, конечно. Если вообще выйдет что-нибудь из этой затеи. Все знают, что вдова Пашкуй теткой приходится Ферко, так что догадаться, куда она идет, нетрудно.
Тем более что она уже сворачивает в переулок, в сторону Кереша. Семья Юхошей в этот час дома — и где еще им быть в эту пору, в одиннадцать часов утра. Вчера вечером был здесь Ферко; но пришел он не то чтобы совсем неожиданно: перед этим Марика в кооперативе его видела. Ничего удивительного, что в хате сегодня прибрано даже еще чище, чем всегда. Пыль с мебели стерта, пол глиной подмазан, свежим песочком присыпан. Сама Марика опять за дверцей шкафа прячется, будто бы для того, чтобы платья свои пересмотреть, а на самом деле чтобы наплакаться вволю.
Старый Юхош на припечке, как обычно, сидит; жена его кашу варит; Мишка, прежнюю вертушку выбросив, новую мастерит, побольше и потолще. Чтобы не как шмель жужжала, а завывала, будто ветер в трубе. А сам в сторону шкафа уши вострит: его не обманешь, что-то случилось с Марикой, раз ревет она все время. Вчера ревела, когда Ференца Тота проводила, утром ревела, теперь снова ревет. И откуда столько слез в девке? В прошлом году видел Мишка одну невесту, старшую сестру Лаци Пушкаша, — та тоже ревела. И чего это они? Боятся, что ли, чего? А может, от радости?
Вдова Пашкуй раньше, может, и редкой гостьей была у Юхошей, а за минувшую неделю вот уже второй раз приходит. Она и от Ферко принесла им первую весточку — ведь сам-то он, телок этакий, и словечка бы вымолвить не сумел. Уж на что Марика все лето на глазах у него была, рядом в поле работали: она на возу, он снопы подавал снизу, — а ведь ни разу не мекнул, по имени ее не назвал. Вот и пришлось вдове за него переговоры вести. А теперь — что еще сказать? Вроде все предусмотрела, все сделала, что можно было. Что-то новое надо бы придумать. Такое, от чего Марика не пошла бы, а побежала замуж за Ферко Тота.