— Не торопитесь ничего утверждать. Ищите — и обрящете.
Я расстался с Кокориным, выслушав еще раз уверения, что рано или поздно он непременно отыщет платье, клок от которого находится у нас в руках.
Между тем я сообщил петербургскому следователю о снятии формальных допросов с прислуги гостиницы «Рига» и с полицейских чинов, арестовавших Аарона. В Москву я написал просьбу об обыске конторы Аарона и о допросе лиц, которым он продал пять бриллиантов, а также и прислуги гостиницы «Мир».
Через неделю я получил производства следователей. Оказалось, что Аарон прибыл в Петербург действительно из Москвы, так как он был привезен с Николаевской железной дороги в дилижансе гостиницы. Из Москвы мне прислали серебряную оправу диадемы и конторские книги Аарона, в которых действительно значились имена покупателей камней. Шесть бриллиантов, проданных Аароном, были отобраны у покупателей, и, таким образом, вся диадема была налицо. Прислуга гостиницы «Мир» подтвердила, что действительно в № 15 останавливался молодой человек, но ненадолго, всего на двое суток. Откуда он приехал и куда уехал — никто не знал. Он действительно носил синее пальто и баранью шапку. Швейцар утверждал, что в самый день своего приезда он уходил куда-то на несколько часов и воротился в гостиницу с каким-то евреем. На другой день к нему приходил рассыльный, вышедший от него с небольшим узелком. Вслед за рассыльным выехал и занимавший № 15. Рассыльный возвратился, но ему ответили, что номер пуст. На вопрос следователя, почему от проезжего не потребовали паспорта, управляющий гостиницей ответил, что тот обещал принести, но затем скоро выехал. С проезжим был небольшой чемодан. Кроме того, московская полиция уведомила меня, что отставной рядовой, служащий в артели рассыльных, представил в управу благочиния триста рублей, которые, по его словам, он получил из ссудной кассы Аарона для передачи квартиранту № 15 гостиницы «Мир». Что именно он носил в ссудную кассу, он объяснить не мог, так как узла не развязывал, а еврей рассматривал его в другой комнате. Номер бляхи его был 61.
Мне пришлось препроводить Аарона в Москву для предъявления его рассыльному и прислуге гостиницы. Скоро его прислали обратно. Протоколы допросов свидетелей приводили к убеждению, что все показания его были справедливы.
Тем не менее дело мало подвигалось вперед; диадема была налицо; еврей, преступным образом приобретший ее, был под стражей. Недоставало похитителя диадемы, а следовательно, убийцы. По оставшимся в саду следам можно было проследить его только от окна дома Русланова до забора. Затем следствием было обнаружено, что убийца ездил в Москву, где и сбыл бриллианты, — ясно, только для того, чтобы от них отвязаться. Боялся ли он преследования вследствие огласки, которую получило дело? Или бриллианты и вырученные за них деньги ему были вовсе не нужны? В первом случае — зачем ему было продавать диадему и подвергать себя опасности. Он мог ее бросить в реку или зарыть в землю. Во втором случае — на похищение бриллиантов нельзя было смотреть как на предлог к убийству. Какую роль при убийстве могла играть записка, найденная у портнихи Мазуриной? Была ли она написана убийцей или кем-то другим? Вот вопросы, на которые я должен был искать удовлетворительного ответа и без разрешения которых не мог дать делу дальнейшего движения. Аарон как скупщик краденых бриллиантов теперь же мог быть предан суду. В его квартире были найдены номера газет, в которых находилось подробное описание всего руслановского дела. Эти места в газетах были очерчены красным карандашом, по всей вероятности, им самим, хотя он от этого отпирался.