Он как раз собирался закурить, когда в дверь постучали. Удивленный, он взглянул на часы – почти полночь.
– Кто там?
Ответа не было.
Мозг его моментально отбросил все поверхностное и второстепенное, сосредоточившись на самом главном и насущном – ночь, стук в дверь, Танжер, территория противника, опасность.
Осиное гнездо, снова подумал он. И уже слышно, как гудит взбудораженный рой.
Сердце заколотилось, и Фалько застыл на месте, дыша глубоко и ровно, пока не восстановился прежний ритм. Потом бесшумно открыл стеклянную дверь на балкон, готовя путь отхода, вытащил из-под шкафа браунинг, снял с предохранителя. Ступая на пятки, хотя толстый ковер все равно глушил шаги, подошел к двери. Поднял пистолет на уровень глаз, положил указательный палец правой руки на спусковой крючок, а левой открыл дверь.
Перед ним, освещенная сзади, из коридора, в пяди от смотрящего ей в лоб пистолетного дула стояла Ева Неретва.
Когда Фалько закрыл дверь, Ева сделала несколько шагов по номеру, разглядывая его, и остановилась у балкона. Все это – очень медленно. Потом, так и не повернувшись к Фалько, уставилась на панораму ночного порта. Оба не произносили ни звука.
– Я спрашивал себя… – начал наконец Фалько.
– А я – нет. Ни о чем, – перебила она.
Снова замолчали. Ева наконец обернулась к нему и задумчиво повторила:
– Ни о чем.
Номер, освещенный единственной лампой в изголовье кровати, тонул в полумраке. На измятом покрывале были разложены документы и записи – кое-что принадлежало Хуану Трехо, – которые Фалько просматривал до этого. Свет падал на Еву со спины, оставляя половину фигуры в темноте и обводя контуром ее профиль под узкополой шляпой мужского фасона. Глаза с ненакрашенными ресницами и рот без следа губной помады выдавали славянское происхождение. За эти четыре месяца волосы у нее отросли. На ней были кожаный жакет и серая юбка. Шелковая косынка на шее, туфли на низком каблуке.
– Это должно было случиться, – сказала она.
– Конечно.
– Рано или поздно.
– Да.
Она посмотрела на пистолет, который Фалько все еще держал в руке.
– Я не собираюсь тебя убивать.
Если это была шутка, то произнесла она ее без улыбки.
– Пока, – добавила Ева через минуту.
Она была очень серьезна, как человек, уверенный в себе и знающий себе цену. Обстоятельно и изучающе осмотрела Фалько с головы до ног, а теперь взглянула ему в глаза. Тот вытащил из браунинга обойму и патрон из ствола и все это положил в ящик – и вовсе не для демонстрации доверия, а чтобы не оставлять у нее на виду заряженный пистолет. Она, кажется, поняла – по губам ее скользнула едва заметная в полутьме улыбка. Фалько спросил себя, при оружии ли она.