Поправив одежду и постаравшись вернуть пристойный вид шляпе, Фалько надел ее и выбрался на улицу. Неподалеку стоял бар. Фалько зашел в туалетную комнату и взглянул на себя в зеркало.
И убедился, что могло быть хуже.
Помимо нестерпимой ломоты во всем теле – впрочем, в зеркале она не отражалась – имелся синяк под глазом и несколько кровоподтеков на шее. А также сбитые костяшки пальцев, вымазанных своей и чужой кровью, кровяные брызги на рукавах пиджака. Ничего особенного. Белки глаз все еще налиты кровью, лицо до сих пор сведено судорогой недавнего напряжения. Он умылся холодной водой и пригладил волосы, придавая себе более или менее благопристойный вид. Потом снял пиджак, галстук и сорочку, чтобы оглядеть свои ушибы и рану – как он и думал, совсем неглубокую царапину на левом боку. Она отлично подсохла и лишь немного зудела. И прореха на борту пиджака была невелика. Смоченным платком он стер с пиджака кровь, снова надел рубашку, завязал галстук. Прежде чем выйти из туалета, вытащил из ампулки две таблетки кофе-аспирина, проглотил и, подставив рот под струю из крана, запил.
Кассиршей в баре оказалась бойкая француженка зрелых лет с вытравленными перекисью волосами. Когда Фалько попросил у нее жетон для телефона-автомата, она с любопытством взглянула на подбитый глаз посетителя, однако чарующая улыбка, полученная в ответ, разогнала ее подозрения.
– Невеста больно ревнивая… – сказал Фалько, подмигнув.
– Я бы на ее месте тоже покоя не знала… – заметила она.
– Когда такая рядом, не будешь шарить взглядом.
Она была явно польщена и смотрела ему вслед, пока он не зашел в кабинку, где бросил в щель жетон и набрал номер Антона Рексача.
– Где вы? – первым делом спросил тот.
По тревожному голосу Фалько понял, что и здесь что-то пошло не так.
– Рядом с домом друга, которого обычно навещаю в это время.
Рексач ответил не сразу, и молчание это было напряженным.
– Какая-нибудь неприятность? – спросил он наконец.
Эта фраза не внушала оптимизма. Фалько с неприкуренной сигаретой во рту почуял, что ближайшее будущее затемнено какой-то тенью. Подумал о белобрысом, которого счел Гаррисоном, и о мавре с располосованным лицом.
– Кое-какая есть… Вы почему спросили?
– Потому что у вашего друга тоже не все благополучно.
Язык у Фалько присох к нёбу, и во рту стало сухо, точно туда насыпали песку. Он с такой силой стиснул телефонную трубку, что побелели костяшки.
– Что-нибудь серьезное?
– В известной степени – да.
Мысль заработала с бешеной скоростью, отыскивая причину провала – где и что он сделал не так? И все, что он представил себе, ему очень не понравилось. Ну то есть совсем. Вопрос в том, действовали ли коммунисты на свой страх и риск или нападение связано с предстоящей вечером встречей с капитаном. В первом случае дело касалось одного Фалько. Во втором – грозило крахом всей затее.