Что тут началось… Покойницы громко заохали, заахали. Стали друг с другом переглядываться, а потом все дружно, точно иглами, вонзились в меня возмущенными взглядами и принялись негодовать.
– Немыслимо!
– Непостижимо!
– Ужасно и отвратительно!
– Разве можно так бессовестно попирать древние традиции?!
– Что я говорила?! А? – Это снова Ллара, никак не желающая угомониться. – Гнать надо в три шеи такую алиану! Подальше от нашего мальчика. Видно же, что околдовала его, лишь бы выйти замуж и стать императрицей! Пусть не приближается к Скальде! Надежде и опоре нашего рода!
Сколько пафоса, злости и яда. Как бы сама им не отравилась, змеючка подколодная.
– Тише. – Легкий взмах руки, будто дирижер провел в воздухе палочкой, и звон голосов растворился в клубившемся вокруг тумане. Задумчиво оглядев меня с ног до головы, Энора обернулась к притихшим родственницам: – Смею напомнить, дамы, решается судьба моего сына, и последнее слово будет за мной.
То тут, то там раздавались недовольные шепотки, но какие-то вялые, едва различимые. В конце концов ари признали, что право казнить меня или миловать остается за матерью Ледяного. Ей и решать, что станет со мной в недалеком будущем.
Одна Ллара считала себя уполномоченной вершить нашими с Герхильдом судьбами.
– Только не говори, что отпустишь ее с благословением! – раздраженно закатила глаза гадюка. – Видно же, что девчонка порченая. Ты и сама, Энора, это чувствуешь и знаешь, что я права. Среди алиан есть девушки куда более достойные.
– Я понимаю твои опасения, Ллара, – невозмутимо кивнула императрица, добавив все так же вкрадчиво: – А еще я хорошо знаю своего сына. Не пошел бы Скальде против священных традиций ради девушки, которая ему безразлична. Так что дадим алиане шанс. – Ее лучезарность глянула на меня и закончила с хитрой улыбкой: – Им и зарождающемуся между ними чувству.
Справедливое замечание, что нет между нами никакого чувства, так, разве что только немного химии, я озвучить не успела. Лица императриц, их призрачные одежды смазались, растворяясь в окутавшем лабиринт тумане, пока не слились с завесой мглы. Теперь, когда все было позади, совсем не казавшейся мне зловещей и опасной. Она больше походила на кремовую пенку сливок в чашке капуччино.
Голоса мертвых императриц звучали все тише, эхом играя в недрах лабиринта. И только один голос, Ллары, – горький, как настойка полыни, – продолжал назойливо капать мне на мозги.
– Не нужна ему такая жена. И империи про́клятая не нужна. Лучше от нее избавиться. Темная у нее душа. Темная. Гнилая…