Я отшатнулась, встретившись с магом взглядом. Его – был страшным, безумным. Опасным.
– Ну и где же обещанная мне покорная и податливая алиана?
– Совсем охренел? – вырвалось возмущенное. – Когда это я тебе что-то обещала?!
Я выпала в осадок. На какую-то долю секунды даже бояться перестала, почувствовав себя актрисой в театре абсурда. Нет, он точно свихнулся.
Паника вернулась, петлей перехватив горло, когда Крейн, премерзко скалясь, двинулся в мою сторону. От внезапно опрокинувшейся на меня слабости окружающая обстановка снова поплыла.
Немалых усилий стоило выдавить угрозу:
– Держись от меня подальше, урод. Тронешь – и больше никогда не увидишь свое чертово Темнодолье!
Наверное, в тот момент луна вышла из-за туч. Косые лучи, проникнув в комнату, будто прожектором высветили Крейна. Его перекошенное злобой лицо, жесткий прищур глаз. Брови, сомкнувшиеся на переносице, и жуткий оскал, от которого у меня затряслись поджилки. И душа, уже давно отправившаяся отдыхать в пятки.
Нет, никакие они с Лешей не двойники. Два совершенно разных человека, пусть и лицо одно на двоих. Лицо, на которое я теперь не могла смотреть без содрогания.
– Значит, не хочешь упрощать мне задачу?
Я продолжала отступать, пока не поняла, что пятиться больше некуда. Плечи царапнул холодный, будто ощерившийся льдом, камень, сознание – сталь в голосе мага.
– Не хочешь, – ответил сам себе, противно ухмыляясь. – Придется сделать так, чтобы захотела. Я, девочка, не привык к отказам.
Метнулся – отскочить не успела. Губы – горячие, влажные, липкие – будто вросли в шею. Хватка у маньяка было железной. Казалось, меня вот-вот расплющит стальным прессом. Крик оборвался: широкая ладонь впечаталась в губы. Попытка цапнуть гада за пальцы закончилась яростным рыком и пощечиной, унизительным клеймом ожегшей щеку.
– Ты не алиана. Ты – заносчивая шлюха! Маленькая избалованная дрянь. А с шлюхами и дрянями я не церемонюсь!
От осознания того, что сейчас должно произойти, тело пронзило ледяной дрожью. Соленая пелена застлала глаза. Я почти не видела искаженное яростью, безумным голодом лицо, зато прекрасно слышала полный ненормального вожделения шепот и то, как рвется, превращаясь в жалкие лоскуты, жемчужная парча. Чувствуя жадные прикосновения к бедрам, к груди, больно сминаемой этим одержимым.
По-другому его и не назовешь. Безумец.
Демон.
Кричать не пыталась – пальцы удавкой сдавили шею. У меня и дышать получалось с переменным успехом, не то что звать на помощь. И тело, извиваясь ужом, слабело, постепенно признавая поражение. Сопротивляясь, я только еще больше распаляла Крейна. Но и сдаться не могла. Царапалась, вырывалась, пока еще были силы.