На улице похолодало. Прохожие торопились поскорее оказаться в помещении. Дрожа от холода, Валентина двинулась по улице Камбон по направлению к бульвару Капуцинов.
Ярко горящие окна Дома Фонтеруа отражались в лужах на тротуаре. К вечеру пошел дождь. Казалось, даже асфальт источает сырость. Из магазина, перешучиваясь, вышли две клиентки, за ними шел шофер, нагруженный пакетами. Их беззаботность раздражала Валентину, ее постоянно преследовало видение: Максанс, арестованный в столице Венгрии, подвергшейся артобстрелу. Мадам Фонтеруа слышала, как какой-то журналист цитировал Имре Надя, премьер-министра коалиционного правительства: «Сегодня на рассвете советские войска атаковали Будапешт, имея очевидное намерение свергнуть законное демократическое правительство… Я хочу сообщить об этом всему венгерскому народу и всей мировой общественности…»
Валентина ничего не знала о Венгрии. Она заинтересовалась этой страной, только когда увидела первые фотографии Максанса, опубликованные в газетах в конце октября. Молодой человек, срывающий красную звезду; толпа, сжигающая советские флаги на баррикадах; митинги перед зданием Парламента, которое странным образом походило на здание английского Парламента. Как обычно, Максанс предпочитал фотографировать совершенно незнакомых людей, делая акцент на экспрессии лиц. Валентина ничего не знала об этой стране, но суровые взгляды людей, как и взгляды, лучащиеся надеждой, показались ей знакомыми. Когда немцы заняли Францию, она испытывала ту же непреодолимую жажду свободы.
Максанс был где-то там, в этом городе, где уже погибли сотни человек. Валентина ускорила шаг.
На площади Оперы мадам Фонтеруа толкнула дверь «Кафе мира». Он сидел на самом краешке табурета, в любую секунду готовый вскочить. Как только он увидел Валентину, тут же поднялся. Под его голубыми глазами залегли тени, щеки прорезали горькие складки. Он подошел к женщине, взял ее за руку и усадил за один из низких столиков.
Тотчас рядом с ними возник официант в длинном белом фартуке.
— Мартини, экстра драй, — глухим голосом заказала Валентина.
— Ну что, что она сказала? — спросил Александр.
— Она обещала помочь. Она свяжется со своим русским приятелем.
— Ты уверена в этом?
— Она дала мне слово.
Александр покачал головой. С тех пор как Валентина позвонила ему, чтобы сообщить, что Максанс арестован при весьма трагических обстоятельствах, грек не находил себе места от волнения. Сама мысль, что его сын страдает, а он не может ему помочь, сводила Манокиса с ума. Он также мучился от мысли, что его ребенок может погибнуть, так и не узнав толком своего родного отца.