Я помолчал, собираясь с мыслями, потом сказал:
— Если рассудить здраво, то я в самом деле немного увечный.
— Разве? — удивилась Кьярра.
— Так-то не заметно. И мне повезло, что оно проявилось не сразу, не с детства, иначе плохо бы мне пришлось…
— Ты опять говоришь много лишних слов.
— Теперь я не знаю, с чего начать, вот и рассказываю подряд, — пояснил я. — Однажды… нет, не так. Это всегда со мной было. Знаешь, я мог легко понять, что у моих младших братьев болит. Они еще говорить не умели, только орали, а я всегда угадывал — зубы у них режутся, живот крутит или оса ужалила. Мать сперва не верила, потом… Потом разнесла по всей округе. Хотела меня лекарю в ученики отдать, но тот сказал — никаких способностей к ремеслу у меня нет. А то, что я так вот чувствую… случается. Мне без разницы, человек или скотина, всегда правильно определял, что с ними не так. Но вот лечить — нет, этого не дано.
— И что потом?
— Чем старше я становился, тем сильнее это проявлялось, — ответил я. — Меня звали, когда собирались копать колодец, — водные жилы я тоже чувствую…
— Тебя продали в шахты? — спросила вдруг Кьярра.
— Н-нет… с чего ты взяла?
— Если ты можешь найти воду или руду, то дорого стоишь.
— Рабовладение отменили, — просветил я, — довольно давно по человеческим меркам. Правда… пристроить кого-то на каторгу и загнать в рудники — это запросто, тут ты права. Может, и до этого бы дошло, как знать… Но так-то я был чем-то вроде талисманчика для нашего поселка. Мне приплачивали за работу на ярмарках: я сразу говорил, хорошую телку или лошадь продают или хворую. И за обратное тоже платили, причем вдвое…
— Это как?
— Так, что кому-то нужно было сбыть с рук скотину с изъяном, который не враз разглядишь. А мне доверяли. Если бы я сказал, что она годная, ее бы взяли.
— Но обман бы раскрылся. И тебе перестали бы верить. А то еще и побили.
— Представь себе, на то, чтобы до этого додуматься, у меня даже в те годы ума хватило, — усмехнулся я. — Было дело, правда… Брал деньги за ложь, а потом правду говорил. Но это только с заезжими, чужаками. Потом делился со своими, ясное дело…
— И почему ты ушел?
— Работник из меня получился так себе. Привык к легким деньгам… а ярмарки не каждый день случаются, и между ними нужно себя чем-то занять.
— Красить?
— Нет, про красильщика я придумал. Отец с обозами ходил, торговал понемногу, хотел и меня к этому делу приспособить. Не получилось.
— Но ты же ходишь с обозами, — не поняла Кьярра.
— Да, только не торгую. Слишком скучно, — сказал я. — Так уж получилось: когда я достаточно подрос, отец взял меня с собой. И на каком-то привале рядом оказались путники с провожатым. Он-то и разглядел, что я собой представляю. Мы друг друга легко отличаем. Словом, домой я уже не вернулся.