А еще ему думалось, что долго они так не продержатся, нужно забирать Эльзу и тащить в комнату без окон. Например, в ванную. Болела макушка и разорванные птичьими когтями руки. Проклятый Хичкок со своими проклятыми птичками!
– Элли, нам нужно убираться! – проорал он. Хотел сказать спокойно, но не получилось. – Эти твари сейчас выклюют мне мозг.
Ей бы испугаться, проникнуться драматизмом момента, а она вместо этого расхохоталась.
– Выклюют мозг… – Она хохотала и одновременно вырывалась из Никитиных объятий. – Если мне не выклевали, то и тебе не выклюют… – Ох, все-таки рано он ее отвязал. Остались еще симптомы!
– Убирайтесь! Вон пошли! – Он и не заметил, как смех перешел в крик. На сей раз не испуганный, а яростный. Почти такой же яростный, как кошачье-тигриное рычание. – Я вас не боюсь!
Не боится – это замечательно. Наверное, это тоже хороший признак. А вот он, Никита, боится! И за себя, и за Эльзу, и за чертову кошку, мечущуюся в тишине.
В тишине… А когда это наступила тишина? Когда прекратился птичий клекот и шорох крыльев? И сверху на голову больше никто не пикирует…
– Они ушли? – шепотом спросила Эльза. Никита все никак не мог привыкнуть к этому ее переходу от крика к шепоту и обратно. Да и привыкать, если честно, не хотелось. – Улетели, да?
– Кажется. – Свободной рукой он потрогал свою макушку.
– Мозги на месте? – все так же шепотом спросила Эльза.
– Вроде да. – Голова болела страшно, и по виску горячей струйкой стекала кровь.
– А ты как? – спросил он все так же шепотом.
– Я нормально. Замечательно я!
– Если ты сейчас засмеешься, я тебя снова привяжу.
Никита разжал объятья, сполз с кровати, побрел к той стене, на которой, помнится, был выключатель. Выключатель щелкнул, и комнату тут же залил нестерпимо яркий, как в операционной, свет. Вот только комната не была похожа на операционную. Она больше походила на поле битвы. Пол был усыпан мертвыми, искореженными птичьими телами. Вороны, галки, воробьи и, кажется, даже сова. Охренеть! В раскрытую дверь вошла кошка, в зубах она волокла птичку, превосходящую ее по размеру едва ли не вдвое.
– Это ты их всех, что ли? – ошалело спросил Никита. Можно подумать, ему не о чем было больше спрашивать и нечему было больше удивляться.
Кошка посмотрела на него полным презрения взглядом, швырнула птичку на пол, запрыгнула на колени к Эльзе, заурчала громко, как трактор, принялась тереться башкой об ее расцарапанные ладони. Выходит, Эльзе тоже досталось. Не так сильно, как ему, но все же. Надо будет осмотреть раны, но сначала обойти дом. Птицы ведь как-то проникли внутрь.