– Не помню, когда ела.
– Давно. – Выпирающие ключицы и острые лопатки – лучшее тому подтверждение.
– Мне не хочется… – Дрожащий палец с обгрызенным ногтем рисовал на мраморной столешнице затейливые узоры, кажется, что-то кельтское. – Я боюсь, что меня снова вырвет.
– Начнем с малого. – В холодильнике он видел куриный бульон, то ли заботливо сваренный, то ли предусмотрительно заказанный адвокатом Никопольским.
Тихо тренькнула микроволновка, принимая в свое нутро тарелку с бульоном, тостер после недолгих раздумий выплюнул подрумяненный до нужного состояния тост.
– Вот, ешь! – Никита поставил перед Эльзой тарелку, положил тост.
Прежде чем взяться за ложку, она долго присматривалась, принюхивалась, прямо как кошка, а потом сказала:
– Я попробую.
– Пробуй.
– А потом кофе.
– Если съешь десять ложек.
Она съела. Давилась, морщилась, зеленела, но ела. Так хотела кофе? Или просто приняла решение стать человеком? Пусть бы второе!
А ему самому хотелось выпить. Нет, не так! Не выпить, а напиться до чертиков. Вот обрадовался бы Никопольский, обнаружив их утром никакущих, споткнувшись на пороге об мусорный мешок, полный дохлых птиц. Ну и про выпачканные кровью окна не стоит забывать. Картинка получится впечатляющая. Иероним Босх нервно курит в сторонке.
Будь Эльза в стабильном состоянии, доверяй он ей хоть немного, Никита, пожалуй, и напился бы. Наверняка в закромах этого гостеприимного дома найдется не только куриный бульон, но и бутылочка вискаря. Но пока придется ограничиться кофе с шоколадкой.
Кофе он сварил много, чтобы уж наверняка хватило им обоим. Он варил, а Эльза сидела, скукожившись, старалась удержать внутри бульон. Если не удержит, будет обидно, Никита уже как-то воодушевился этой их совместной маленькой победой.
– Ты как? – спросил уже, наверное, в двадцатый раз. Спросил и заглянул в бледное Эльзино лицо. Веснушек почти не видно, на лбу испарина, но глаза уже с явной прозеленью, а не мутно-болотные. Пошел процесс!
– Плохо. – Не соврала, и то хлеб. Пока плохо, потом станет полегче. – В физическом плане.
– А в эмоциональном? – Вообще-то спросить хотелось про психический статус, а не эмоциональный, но раз уж у них что-то стало налаживаться, лучше сгладить острые углы.
Эльза ответила не сразу, мешала горячий кофе мельхиоровой ложечкой и раздражающе громко бряцала ею по стенкам чашки.
– Раньше их никто не видел.
– Ты о чем?
– О птицах и этом… в маске. Их не видел никто, кроме меня. Ни Януся, ни соседи, ни врачи в психушке…
Услышать про психушку было больно. Почти так же больно, как узнать, что рыжая девочка Элли стала наркоманкой.