При этих словах на лице папаши Планта отразилось жесточайшее разочарование.
– Я более чем убежден, сударь, – печально заметил он, – что вы правы. Но не значит ли это, что негодяй для нас недосягаем? Неужели придется ждать, пока он случайно попадется нам в руки? Ведь не станете же вы обыскивать один за другим все дома в Париже?!
У сыщика задергался кончик носа, украшенного золотыми очками, и мировой судья, подметивший, что это подергивание служит хорошей приметой, снова воспрянул духом.
– Ума не приложу… – начал он.
– Позвольте, – перебил Лекок, – но, сняв квартиру, Треморель наверняка позаботился об обстановке.
– Разумеется.
– Причем на обстановку он не поскупился. Во-первых, он любит роскошь и в средствах не стеснен, во-вторых, он похитил юную девицу – не может же он из богатого отцовского дома перевезти ее в какую-то трущобу?! Бьюсь об заклад: их гостиная обставлена не хуже, чем в «Тенистом доле».
– Увы, какая нам от этого польза?
– Да провалиться мне на этом самом месте, польза огромная, сударь, вы сейчас в этом убедитесь. Эктору нужно много мебели, причем хорошей, – не к старьевщику же он за ней обратится! Ему некогда вести переговоры с улицей Друо, не с руки ездить в Сент-Антуанское предместье. Следовательно, он прибег к услугам какого-нибудь торговца мебелью.
– Значит, нам нужен модный торговец мебелью.
– Э, нет, в этом случае Треморель рискует, что его узнают, а он наверняка действует под вымышленным именем, под тем же, на какое снял квартиру. Он отыскал какого-нибудь хорошего, но скромного мебельщика, сделал заказ, установил срок и заплатил вперед.
Мировой судья не удержался от радостного возгласа – теперь он начал понимать.
– Этот мебельщик, – продолжал Лекок, – наверняка запомнил богатого клиента, который не торговался и уплатил наличными. Он узнает его, если увидит.
– Прекрасная мысль! – вскричал папаша Планта, вне себя от возбуждения. – Скорее же добудем портреты Тремореля, пошлем кого-нибудь в Орсиваль за фотографиями.
На губах у Лекока заиграла легкая улыбка, означавшая всякий раз, что сыщику снова удалось блеснуть своим искусством.
– Не извольте беспокоиться, господин судья, – отвечал он, – я принял меры. Вчера, осматривая замок, я сунул в карман три фотографии этого негодяя. А сегодня утром выписал из Боттена фамилии и адреса всех парижских торговцев мебелью. Я разделил их на три списка. И сейчас трое моих подчиненных, имея при себе по фотографии и по списку, ходят от мебельщика к мебельщику и спрашивают: «Не вы ли продали мебель этому человеку?» Как только кто-нибудь из них ответит «да», можете считать, что граф у нас в руках.