Лекок по-прежнему не считал нужным высказываться. Подобно врачу у постели больного, он хотел сперва окончательно увериться в диагнозе. Он вернулся к камину и опять стал переставлять стрелки часов. Часы пробили половину двенадцатого, полночь, половину первого, час. При этом Лекок брюзжал:
– Невежды, горе-грабители! Воображают себя хитрецами, да где им! Стрелки переставили, а бой отрегулировать не догадались. И вот, откуда ни возьмись, приходит стреляный воробей из полиции, на мякине его не проведешь, и весь их фокус разгадан.
Г-н Домини и папаша Планта хранили молчание. Лекок подошел к ним.
– Господин судья, – сказал он, – теперь уже можно не сомневаться, что удар был нанесен до половины одиннадцатого.
– Если только у часов не испорчен бой, – заметил папаша Планта, – что бывает сплошь и рядом.
– Сплошь и рядом, – подтвердил г-н Куртуа. – Например, у часов, что стоят у меня в гостиной, бой испорчен уже бог знает сколько времени.
Лекок задумался.
– Возможно, господин мировой судья и прав, – ответил он. – Для меня все это весьма правдоподобно, однако в начале расследования одного правдоподобия маловато, нужна уверенность. К счастью, мы располагаем возможностью проверки. Я имею в виду постель. Готов поспорить, что она расстелена. – И, обращаясь к мэру, добавил: – Нельзя ли кликнуть кого-нибудь из слуг мне на подмогу?
– Не стоит, – заявил папаша Планта, – я сам вам помогу, так будет скорее.
Вдвоем они сняли с кровати балдахин и вместе с пологом положили его на пол.
– Ну что? – воскликнул Лекок. – Я был прав, не так ли?
– В самом деле, – не без удивления согласился г-н Домини, – постель разобрана.
– Да, разобрана, – отозвался сыщик, – но в ней никто не спал.
– Однако… – с сомнением в голосе начал г-н Куртуа.
– Я убежден, что не ошибаюсь, – перебил полицейский. – Эту постель расстелили, не спорю, быть может, в нее упали на минутку, измяли подушки, сбили одеяла, скомкали простыни, но от опытного глаза не укроется, что в этой постели никто не спал. Смять постель, чтобы создать видимость, будто в ней спали, столь же трудно, как постелить, а может быть, еще труднее. Чтобы ее постелить, необязательно снимать все простыни и переворачивать матрас. А чтобы смять, необходимо лечь в нее, укрыться, завернуться. Постель – один из тех ужасных свидетелей, которые никогда не обманут и которых не уличить в подлоге. В эту постель не ложились.
– Я знаю, что графиня была одета, – заметил папаша Планта, – но, может быть, граф лег первым.
Следователь, врач и мэр подошли к кровати.
– Нет, сударь, – ответил г-н Лекок, – и я вам это докажу. Доказательство нехитрое, и, вникнув в него, десятилетний ребенок и тот не позволит обмануть себя этим искусственным беспорядком. – Он осторожно отвернул на середину постели одеяла и нижнюю простыню и продолжал объяснение: – Подушки совершенно измяты. Не так ли? Но обратите внимание на валик в изголовье: на нем нет ни одной складочки из тех, что остаются от головы спящего и от движения его рук. Это не все: посмотрите вот на эту часть постели, от середины до края. Одеяла были тщательно подоткнуты, верхняя и нижняя простыни плотно прилегают одна к другой. Просуньте руку внутрь, как я, – он просунул руку между простынями, – и вы почувствуете сопротивление, которого не было бы, если бы кто-нибудь до этого растянулся во весь рост под одеялом. А господин де Треморель был мужчина крупный и занимал постель во всю ее длину.