— Я сказал: «Я так не думаю», сэр.
— Что ты не думаешь?
— Не думаю, что мне хотелось бы на всю жизнь остаться эскапистом.
— Тогда тебе нужно исправляться. Знаешь, что говорят во флоте нерадивым матросам? — Уайлдер давно забыл имя этого старика, но никогда не забывал эту его лекцию, а равно дурной запах из его рта, дрожание его морщинистых рук и канцелярскую скрепку, которую он использовал в качестве зажима для галстука. — Знаешь, что говорят во флоте? Там говорят: «Исправляйся или выметайся». И это же правило будет применяться к тебе, пока ты учишься в моем классе и пока эта маленькая нелепая школа оплачивает мой труд. Уяснил?
Он так никогда и не «исправился» должным образом — чаша сия его миновала, — но и «выметаться» откуда-либо ему не пришлось, если не брать в расчет отчисление из Йеля. В разных ситуациях всегда находился какой-нибудь компромиссный вариант, и Уайлдер неизменно выбирал его. И вот сейчас, когда монотонно грохочущий поезд углублялся в тоннель под Центральным вокзалом, когда не было других занятий, кроме созерцания физиономий попутчиков (сплошь и рядом типажи Бельвю), он понял, что старый учитель латыни был прав: он вырос натуральным эскапистом и останется таковым до конца своих дней.
Но к тому времени, как двери поезда выпустили его на станции близ дома Памелы, он сумел освободиться от мрачных мыслей. Этот вечер не был предназначен для мучительных самокопаний.
— Привет, — сказала она. — Выпьешь?
— Не сегодня; сделаю паузу.
— Как?! Ты отказываешься от выпивки? Серьезно?
Да, он был серьезен. А все потому, что доктор Бринк сегодня его напугал, сказав напоследок:
— Вы много пьете, мистер Уайлдер, не так ли? Тогда имейте в виду: после приема вот этого… — он продемонстрировал один из рецептов, но Уайлдер почти сразу забыл, который именно, — я бы на вашем месте воздержался от выпивки. Это антипсихотик, и он совершенно несовместим с алкоголем. Запомните: совершенно несовместим.
— Сегодня был на приеме у нового доктора, — сообщил он, когда они вдвоем уютно расположились на голубых диванных подушках и ее голова пристроилась у него на груди.
— Да? И как он тебе?
— Весь в делах и заботах. Шутка сказать, он выкраивает время для приема пациентов между поездками в Южную Африку, в Китай, или куда там еще его черти заносят. Но впечатление в целом хорошее. Приятно иметь дело с таким доктором, который не заставляет тебя говорить и говорить без умолку. Ты даже не представляешь, насколько это приятно.
— Угу.
Что это, просто сонливость или же признак того, чего он опасался со времени госпитализации в больнице Элизабет Фэннинг: нарастающей усталости от разговоров о хрупком психическом здоровье Уайлдера? Спросить напрямую он не решился и предпочел сменить тему: