— И много вы напринимали? Карл Юнг, который посвятил себя исследованию человеческих душ, был ученым. Но, тем не менее, над дверью своего дома, начертал такой девиз: «Vocatus atque non vocatus, deus aderit». «Бог придет, даже если его не звали»… Поверьте старому еврею, много повидавшему в жизни: только Он, и никто более. Только Он… Весь мир — проявление Воли Его.
— И моя хромая удача — тоже?
— В высшей степени. Будь вы верующим, давно бы поняли. И приняли бы намного легче…
Я огляделся. Тишина, только где-то в траве, рядом с нами, стрекочет сверчок.
— Как вы думаете, куда исчезла Ассоль? Может, нужно её найти?
Мистические откровения старика больше пугали, чем объясняли. Не хотелось думать, что вся моя жизнь предопределена…
— Давайте подождем. Вы — ранены, я — старик… Не будем путаться под ногами.
Ответить я не успел. Вдруг ощутил дикий страх, удушье, и понял, что вот-вот умру. Схватил Кидальчика и вместе с ним повалился на землю, в последний момент успев опрокинуть сверху стол…
Ногу пронзило болью, я чуть не заорал. Как черепаха, подтянул конечности под столешницу, и зажмурился. Кидальчик скорчился рядом, накрыв голову руками. Я слышал, как он что-то бормочет. Хотелось вскочить и бежать, куда глаза глядят, но я сдерживался. Знал: если поддаться панике — будет хуже…
Отовсюду доносился треск автоматных очередей. Потом возник нарастающий вой, за ним — облако белого огня, и ближайший дом осел внутрь себя, как картонная коробка.
— Бежим! — закричал я, отбрасывая стол и хватая Кидальчика за руку.
Старик молча плакал: на фоне рассветного неба горячо и страшно полыхали ветви магнолий. Я вспомнил, как еще вчера ребятишки гоняли мяч на маленькой сельской площади…
АЛЕКС МЕРФИ, ИЗРАИЛЬ.
Проснувшись, я не понял, где нахожусь. Под головой надувная подушка, пахнущая резиной и хлоркой. Вместо потолка — матерчатое полотнище. Повязка мешала шевелить рукой. Половину лица тоже скрывали бинты… Было сумеречно, только через дырочки в полотне палатки пробивались тонкие, как иголки, лучики света. В них плясали пылинки.
— Рад, что вы пришли в себя.
Повернувшись, чтобы смотреть здоровым глазом, я уставился на незнакомца. Так показалось вначале, но через мгновение я понял, кто это… Не сразу узнал его в кожаной потертой куртке, небритым… От Воронцова явственно несло потом и спиртным. И еще… Эта особенная смесь ружейной смазки, нагретого металла и дизельного топлива. Дежа вю.
Тот самый лощеный офицер, что беседовал со мной на Лубянке! Я инстинктивно попытался вскочить, но в глазах потемнело.
— Лежите. — он легонько пихнул меня в грудь. — У вас контузия.