Пробуждение (Сабило) - страница 19
И вдруг что-то выпало из рук Анатолия Дмитриевича. Выскользнуло из марлевой тряпки, грохнулось на пол, и Шульгин увидел пистолет. Черная матовая рукоять, короткое дуло с темным отверстием — все как у настоящего.
— Что это? — спросил Шульгин, наклоняясь к оружию.
— Не трожь, — властно сказал Анатолий Дмитриевич и быстро поднял пистолет. Сунул в рюкзак и взглянул на Шульгина, засмеялся, как мальчишка: — Хи-хи… Понимаешь ли, знакомый охранник дал посмотреть. Говорит, патрон заедает… Они там в тир у себя ходят, вот и неудобство получается. А я когда-то работал на оружейном заводе, кое-что соображаю. Может, исправлю. Но ты, Сережа, никому не говори, понял? А то, если узнают, что охранник не в мастерскую сдал, а мне передоверил, ругать будут — с этим строго.
— Мне-то что? — зевнул Шульгин. — Хотя забавная штукенция, с такой сам черт — лучший друг будет.
Зазвонил телефон. Он снял трубку.
— Кто у телефона? — спросили в трубке.
— А ты кто? — вопросом на вопрос ответил Шульгин, хотя по голосу узнал Достанко.
— Наполеон Бонапарт, — скромно ответил тот. — Со мной еще два наполеона. Решили объявить тебе войну, а потому подходи к гастроному.
— Со слабаками не воюю.
— Хм, кхм, — покашляла трубка. — Придешь?
— Не могу, — сказал Шульгин. — Пока никого нет, вздремнуть хочется, а то учиться заставят.
— Ненадолго, Серый, будь другом. Нам тут без тебя не обойтись.
Шульгин поморщился, представив холодную зимнюю улицу, падающие мокрые хлопья снега и не просохшие ботинки, но собрал всю свою волю и сказал:
— Хорошо, буду.
Повесил трубку, отошел от телефона, сел на край стола и задумался.
«С чего это они стали наполеонами — здоровые же лбы? И зачем приглашают к гастроному? Разыгрывают, что ли? Это же такие деятели! Не поддавайся, Шульгин, блюди неприкосновенность души и тела».
Посмотрел на широкий зеленый диван — так знаток и ценитель живописи смотрит на картину гениального художника, — поблагодарил неизвестного мастера за его труд — надо же изготовить такую удобную штуку! (Шульгин считал, что самым совершенным изобретением всех времен и народов было не колесо, не книга и не телевизор, а такой зеленый, такой откидывающийся и похрустывающий, словно живыми суставами, диван!) При одном взгляде на это совершенство глаза наполнялись туманом, Шульгин терял силы и с непостижимым блаженством принимал горизонтальное положение…
Он прямо со стула повалился на подушку. На этот раз успел даже сбросить тапки, и они мягкими шлепками попадали на паркет.
«Меня разыгрывать нельзя, — думал он. — И вообще, вы живите сами по себе, а я буду сам по себе. Меня ваша суетная жизнь не привлекает — день проживи, а остальное все повторится… Я и без вас обойдусь. И без школы обошелся бы, но что делать, если теперь такую моду взяли… За окнами сейчас и снег, и холод, а здесь — чисто и тепло, и я кладу под ухо свой нежный локоть и слышу, как наполненно и нечасто в нем пульсирует кровь… Вот уж сон крадется из подушки. Такой он весь НИКАКОЙ, без запаха и цвета. Но делает тебя большим, как море. Ты будто на волнах качаешься… Или нет! Как отдельная планета, отрываешься от Земли и уносишься в звездное пространство… Мой друг — ДИВАН, мой брат — СОН…»