Шульгин действительно начал дремать: уже по зеленому лугу, похожему на обшивку дивана, шли белые козы с желтыми бантами вместо рогов, а черные козлы с белыми бантами — чуть в стороне — стояли на задних ногах и нюхали красные маки. За ними поднимались горы, и на вершинах гор торжественно и ярко белели вечные снега.
Снова зазвонил телефон. Шульгин открыл глаза и услышал за дверью голос Анатолия Дмитриевича:
— Сергей, тебя!
— Знай, Серый, мужики так не поступают, — декламировала трубка голосом Пояркова. — Думаешь, если мы тебя уважаем, то нас уже можно за нос водить?
— Ладно, — сказал Шульгин и, троекратно зевнув, направился к вешалке. Он не видел, как ему в спину пристально смотрел сосед…
Ожидая Шульгина, они стояли у гастронома и по очереди бегали на угол смотреть, не идет ли он. Притоптывая от вечернего морозца, вели неторопливую беседу.
— Шульгин придет, а что мы ему скажем? — спросил Поярков.
— Что-нибудь придумаем, — сказал Достанко. — Важно, чтобы он пришел, а там — по обстоятельствам.
— Эх, был бы мотоцикл! — вздохнул Зимичев. — Посадил бы этого Шульгина и как рванул!..
— А много ты уже денег на мотоцикл накопил? — спросил Поярков.
— Э-э… Одиннадцать рублей. И это лишь за полгода!
— Ну, рекордсмен! Через пятнадцать лет ты действительно купишь «макаку».
— Ничего, скоро брат демобилизуется. Работать пойдет, так что вместе купим. А эти, что накопил, я, может быть, ему на Восьмое марта пошлю, ему там нужнее, у него девушка есть.
— А зачем? — спросил Достанко. — Он там сыт, обут, одет. Театр и кино привозят в казарму, зачем еще деньги? А девушка понимает, что он солдат, значит, пока он служит, должна тратиться.
— Он не такой, — сказал Зимичев. — Он не привык за чужой счет.
— Послушай, Зима, — перебил его Поярков, — зачем тебе мотоцикл? Ты ведь после восьмого идешь в автомобильное пэ-тэ-у? А там тебе не только права, но и собственный самосвал выдадут?!
— Выдадут, если надо. Но тебе этого не понять, — медленно говорил большой, грузный Зимичев и, задрав голову, смотрел на громадную сосульку, торчавшую из-под крыши пятиэтажного дома.
— Ого! Такая грохнет на голову — без привычки не устоишь, — сказал Поярков.
— А если плашмя, то и двоих уложит, — подтвердил Зимичев. — Но она в стороне от тротуара, над крышей соседнего дома.
— Снег теперь на крыше замерз, она может упасть и запросто съехать по нему на тротуар, — начал развивать свою мысль Достанко, но Поярков перебил:
— Тихо! На горизонте — Серый!
Когда он подошел, наполеоны и виду не подали, что обрадовались. Коротко и ясно объяснили, что вызвали его для переговоров, что намечают сходить в кино и если он — за, то ему даже и билет купят.