Голосов было двое — женский и мужской.
— Смотри-ка, — в женском голосе звучала материнская нежность, — как славно всё заживает.
— Он ведь не совсем человек, — задумчиво откликнулся второй.
— Сейчас он вроде ангела — из тех, из старых времён. Дивный возраст. Телесное совершенство, ещё не униженное определённостью пола. Ещё немного — и рисунок изменится. Жаль.
— Дитя превратится в чудовище.
— Я о том, что мальчик станет мужчиной. Впрочем, ты прав, — все вы в чём-то чудовища.
— И только в доме моей госпожи особо везучим помогают узреть путь исправления.
— Не начинай, братец. Знал бы ты, как я рада тебя видеть. Ты нечасто нас навещаешь.
— Я был очень занят в последнее время. Спасал мир. Я тоже рад встрече, сестрица.
В изголовье узкого ложа, на котором покоилось бесчувственное тело Энтреа, стояли женщина в низко повязанном платке и молодой человек, чьи глаза были скрыты полосой чёрного шёлка, отчего его лицо неуловимо напоминало маску с какого-нибудь оренхеладского карнавала. Энана и Эмор наблюдали за тем, как четыре прекрасные девы ловко и осторожно меняли бинты на ранах мальчика, освежали его кожу драгоценными губками, напитанными смешанной с вином и уксусом розовой водой, мыли и расчёсывали его белоснежные волосы. Девы были безмолвны и закутаны с ног до головы в тонкие ткани, сплошь усыпанные тихонько звенящими золотистыми блёстками. Кисти быстро мелькавших рук покрывали сложные узоры, крыльями лазурных стрекоз трепетали подведённые веки. И, кроме запахов душистой воды и благовоний, сильно и свежо веяло от них влажной молодой здоровой плотью, томлением лунных ночей и любовных надежд. Эмор тихо спросил:
— Как вам это удаётся? Каждая из них — словно первая песня соловья по весне.
— Их сила — в их благочестии, — серьёзно сказала Энана. Нет пути достойней, чем дарить людям спасение. Вера творит чудеса.
— Моей веры давно ни на что не хватает. Ей бы просто быть — и с меня довольно. Во что же верят твои пташечки?
— В свою богиню. Ты смеёшься надо мной, милый братец?
— Ничуть. Я растроган. И мне очень нравится стиль ваших духовных практик. Не терпится скорее примкнуть к спасаемым. Как думаешь, я небезнадёжен?
Энана окинула собеседника строгим взглядом.
— Сомневаюсь. Впрочем, развлекайся на здоровье. В этот раз у нас слишком мало гостей. Может, и девушек научишь чему полезному.
— Ну, это-то вряд ли.
— Пожалуй, — вздохнув, согласилась женщина, — всё равно, оставайся подольше. Не сбегай от нас, как всегда.
На лице, похожем на маску, появилась еле заметная улыбка, как на древних скульптурных портретах Слепого Обманщика, перед которыми в старые времена люди приносили жертвы ради успеха в любовных делах — пока не поняли, что от этого нет никакого толка.