Заскучавшие было стрелки вновь оживились.
— Нет, ты посмотри, какая сволочь! Гас Полуда, драный лис, вот куда он делся!
— На коне, в доспехе, чистый принц.
— Ну, ещё ему бы не нашлось коня! Сколько их прошло через эти руки.
— Может, и сволочь, но не дурень, — хрипло прокаркал одноглазый, — точно знал, откуда ветер дует. Кто-то должен быть зрячим в городе слепцов, вооружавшем Пустыню.
На несколько мгновений повисла зыбкая виноватая тишина. Потом спокойный, почти равнодушный голос Тони произнёс:
— Всё так. Выходит, мы жили неправедно. Вот и кара Божья.
— Мы просто жили. Разве мы делали что-то плохое? — на красном безбровом лице недавнего булочника читалось напряжение мысли.
— Одну плохую вещь. Мы делали деньги, — бородач с выбитым глазом был чёрен, космат и страшен, но по-своему очень красноречив, — Таомера поднялась на торговле с Пустыней. Но и Пустыня поднялась — и сожрала Таомеру. Мы ведь дали им всё — лошадей, зерно и железо. А теперь — наши жизни. Но для них — это только начало.
Сет поднял руку, привлекая внимание.
— Одного не могу понять: чем вам платили варвары? Чьи это были деньги?
Одноглазый хрипло хохотнул и насмешливо уставился на еретика.
— А ты не знаешь, брат?
Окружающие ухмылялись и отводили глаза.
— Не знаешь?
— Ты правда не знаешь?
— Ну, знай. Твои, брат. Ваши.
Снова бесцветно и ровно заговорил Тони:
— Это секрет, давний секрет, но тут все свои. Волшебный порошок, который ты носишь с собой, уже не возят кораблями через три моря. С тех пор, как гонцы протоптали тайные тропы сквозь адское пекло Глубокой Пустыни. Алхимики, врачи щедро платят за ому. Но главным покупателем было Братство Огня. Кое-что они брали у варваров напрямую, но обычно — при посредничестве наших купцов.
В голосе одноглазого больше не было гнева, лишь горечь, когда он устало бросил Сету:
— Думал, ты ни при чём? Еретики взрастили Таомеру. И Роксахора — ей на погибель.
Давно перевалило за полдень и в редкие прорези верхнего ряда западных бойниц вместо бесцветного дневного солнца проникали снопы тёплого золотого света, в котором плавали частицы пыли. Бледный музыкант молча рассматривал пылинки. Тони шептал про себя слова молитвы. Один из лучников, стройный красавец с забранными в короткий хвост светлыми волосами, окликнул со своего поста:
— На кого уповаешь, наследник? Думаешь, есть ещё кто-то на небе, не глухой к нашим просьбам?
— В детстве он слышал меня. И отец его чтил, его одного.
— Что за святой?
— Так Тони же, блаженный зодчий. Меня и назвали-то в честь.
Лучник присвистнул:
— Чем тебе подсобит строитель? На что вообще годится мёртвый маленький горбун, когда война — и время рушить построенное?