Что, если правы все трое — одноглазый, призрак воронёнка, музыкант, — и Сет со змеёнышем действительно в чём-то похожи? Что может быть у них общего? Ещё недавно Сет не смог бы ответить на этот вопрос. Но сейчас, если допустить истинность свидетельства музыканта — а искренность ещё не гарантия истинности, но говорит, несомненно, в пользу, — то ответ до странности очевиден.
Сет ни на миг не поверил, когда услышал о том, что Фран любила старика. Но если сделать усилие и принять это утверждение за чистую, хоть и абсурдную правду, вся пирамида умозаключений незамедлительно обрушится — и потребуется возводить её заново.
Возможно, Фран и впрямь неповинна в смерти Учителя. Это не значит, что ей не придётся быть Змеем, — но говорит о том, что объявиться в башне она могла, ведомая не одним лишь адским промыслом, но и понятными человеческими чувствами. Каким-то невообразимым чудом старому еретику удалось достучаться до сердца, предназначенного носить в себе только тьму.
Что за силой владел Отец Великой Ереси, что за власть имел над людьми?
Он мёртв, но преданность его учеников навсегда останется с ними, свяжет вместе незримыми узами. Неужели исчадие мрака способно на некое подобие личной преданности ушедшему святому?
Что же творится в её голове?
Сет догадывался, что с момента, когда он заглядывал в сознание Фран, всё должно было сильно измениться. Не без его вмешательства. Но не только — вся расстановка сил решительно преобразилась. Всё указывало на то, что действия девушки не произвольны, а точно рассчитаны направлявшей её чужеродной призрачной сущностью, — вероятно, извергнутой той чёрной потусторонней бездной, которую еретику удалось распознать, но не пришлось запечатать. И всё же, там было что-то ещё. Вроде последней не сдавшейся башни в захваченном городе. То, что молило о помощи из глубины неспокойного разноцветного взгляда. То, что чтило память Учителя.
К нему-то и надлежало обратиться. Убедить. Вызвать к действию часть личности, что успела соприкоснуться с просветлённой человечностью Учителя — и сама того не ведая, способна противостоять любому бесовскому наваждению, любой сокрушительной магии.
И ещё одна мысль заслуживала внимания. Если Фран привела сюда месть — значит, и впрямь Роксахор посмел нанести обиду своему старому наставнику. Припоминая звериный нрав юного варвара, Сет не видел в таком повороте событий ничего уж совсем невозможного. Единственное — требовалась весомая причина заставить варвара забыть о благодарности. Если тот и бывал необуздан, то давно, в далёком детстве.