Но мне уже на все плевать. Кажется, я узнаю эту машину.
— Сима?.. — в таком знакомом голосе отчетливо слышится растерянность; сегодня моего присутствия здесь точно не ожидали. Из последних сил уперев расцарапанные ладони в вязкую грязь, я приподнимаюсь, узрев слишком близко к своему лицу окровавленное лезвие острого ножа. Медленно, очень медленно подняв взгляд выше, я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать во весь голос, видя перед собой загримированное лицо в ореоле тусклого света от переносного фонаря. Нож незамедлительно исчезает, вместо него ко мне тянется раскрытая ладонь в черной перчатке, но я отшатываюсь, снова падая в размякшую землю.
Лицедей помогает мне принять вертикальное положение.
— Прости, что тебе пришлось все это увидеть, — очень тихо говорит он, глядя мне прямо в глаза и нежным касанием убирая мокрую прядь моих волос, липнущих к влажной щеке. — Ты напугана, девочка моя… Прости меня. Я не хотел, чтобы ты видела кровь на моих руках.
Что-то с треском рушится внутри моей грудной клетки. Устремляю взгляд за его спину, к фонарю и ниже по распахнутой дверце со стороны водителя. Еще ниже, к неподвижному телу, лежащему на грязной земле, в ужасе таращусь на застывшее лицо, с которого дождь безуспешно смывает грязь и свежую кровь. Мои ноги вновь угрожающе подкашиваются, и теперь я почти повисаю на руках Лицедея безвольной марионеткой.
Этого не может быть. Нет. Нет, нет.
— Зачем?.. — я смотрю на Мишку, отказываясь верить в то, что все происходящее с нами — невыдуманная реальность. — Это неправда… Это какой-то глупый дурной сон…
— Послушай меня, — Лицедей дергает мои дрожащие плечи.
— Зачем, Володя?! — не отрывая глаз от Мишки, срываюсь на хриплый крик, царапающий мое воспаленное горло. — Как такое возможно? Как… Почему ты? За что?! Зачем ты все это делаешь?!
— Я люблю тебя, — тихо отвечает он, не давая мне броситься к Мишке. — Пойми, я никогда не желал причинить тебе боль, любимая моя. Все, что я совершал, было только для того, чтобы сделать тебя счастливой.
— Ты бредишь! — мои сжавшиеся в кулаки ладони застывают в его руках.
— Сима, послушай, пусть тебе кажется все это полным безумием, но я точно знаю, что делаю, — торопливо убеждает меня Лицедей, сильнее стискивая пальцы вокруг моих зафиксированных ладоней. — Я вовсе не псих. Ты должна меня понять! Я бы лучше умер, чем позволил себе тебя потерять.
— О чем ты говоришь? Ты чуть не свел меня с ума!
— У меня не оставалось выбора, любимая. Я знал, что образ веселого мальчика был ошибочным, и ты порвешь со мной сразу же после окончания института, поэтому должен был действовать до того, как чертов выпускной разбросает нас по разные стороны жизни.