Решившись, я медленно подношу телефон к уху.
— Алло! Симочка?
— Привет, мам, — выдыхаю в динамик.
— Как ты? — нейтральные пара слов звучат немного напряженно, но достаточно бодро, чтобы скрасить реальный подтекст заданного вопроса.
Ты еще жива, девочка моя?
— Хорошо, — кривлю я душой, с ногами забираясь в глубокое кресло у приоткрытой двери балкона.
— Я рада это слышать. — она внезапно замолкает, и в наступившей тишине я очень живо представляю, как мама хмурит лоб, пытаясь подобрать следующую фразу. — Надеюсь, я тебя не разбудила? Все время забываю, что ты можешь спать днем… Знаешь, мы, наверное, скоро приедем, — осторожно говорит она, как будто бы наощупь проверяя мою реакцию на свои слова. — У папы будет пара свободных дней на следующей неделе. Увидимся?..
— Да. Конечно.
«Нет, к тому времени я не заберусь в петлю, мамочка. Не заберусь, даже если совсем прижмет»
Я трусиха. За столько времени это можно было понять.
— Значит, я позвоню тебе, как только мы будем на месте, — с притворным оптимизмом говорит мама и сразу же переводит тему. — Ну, а вообще как дела? Какие новости в мире?
Что бы она сказала, узнав о том, что ее двинутая дочь охотится на людей в темных подсобках с ножом наперевес?
— Неважные, — я с тоской рассматриваю свои выкрашенные черным ногти и без особой охоты начинаю ей подыгрывать, создавая видимость оживленного диалога. Знаю, как она боится молчания. — Цены на нефть падают, доллар крепится, власти лихорадочно латают дыру в федеральном бюджете…
Мама негромко вздыхает.
— Может, попробуем поискать тебе работу по специальности, Сим?
— У меня уже есть работа, — мягко напоминаю я. Кончиком носка дотягиваюсь до балконной двери и покачиваю ее туда-сюда.
— Да, но… Это же ни в какое сравнение…
Однажды она увидела меня в компании Никиты. Конечно, мама ничего не сказала, даже не подошла, но взгляд, которым она окинула моего друга, был красноречивее всяких слов. Держу пари, в тот вечер ее без того расшатанные нервные клетки подверглись серьезной опасности никогда не восстановиться.
Я прикрываю глаза, мысленно считаю до трех, после чего распахиваю их вновь и говорю совсем другим голосом:
— Так, значит, вы приезжаете на следующей неделе? Вместе с папой?
— Да-да, он уже отменил парочку встреч, чтобы быть полностью в нашем распоряжении. Ему так хочется тебя увидеть.
— Я тоже скучаю, — произношу дежурную фразу, в которой мне неизменно чудится едва уловимая фальшь, пропитавшаяся так глубоко, что теперь ее трудно отличить от истины.
Мама не отличает.
Я очень люблю своих родителей, но то, что произошло два года назад, кардинально изменило все, в том числе и наши крепкие отношения. Иллюзорная видимость счастливой семьи, в которой все очень любят друг друга, неумолимо рассыпается даже несмотря на редкие звонки, подобные этому, и еще более редкие встречи, когда папе удается «выкроить пару деньков», чтобы приехать меня навестить. Ничто не способно замедлить процесс разрушения, часовой механизм которого находится в моей голове. Я — бомба замедленного действия, поэтому от меня лучше держаться как можно дальше, чтобы не зацепило осколками. Все мои прежние друзья и знакомые быстро это поняли, самоустранившись из моей жизни, но родители еще изредка хватаются за обломки прошлого, рассыпающиеся древним песком в их ладонях сразу же, стоит их коснуться.