Все остальное происходит так стремительно, что мне просто не предоставляется возможности вмешаться в назревающий конфликт.
Гоша за плечо разворачивает Миху к себе, и тот, мгновенно переменившись в лице, выпускает меня, вскакивает с места и бросается на опешившего от такого поворота событий охранника. Я сползаю со стола и вскакиваю следом, но вместо того, чтобы унести ноги из зала, зачем-то пытаюсь оттащить спортсмена, беспорядочно хватая его за двигающиеся локти, предплечья, ворот куртки. Впрочем, безрезультатно. На меня он не обращает никакого внимания, полностью сосредоточившись на охраннике. В схватке с Гошей он, конечно, ведет, хотя еще в первую нашу встречу я бы с уверенностью придерживалась мнения, что выйдет все с точностью наоборот.
Теряюсь, совсем не понимаю, что делать.
В какой-то момент я попадаю под горячую руку и отлетаю в сторону, едва не повалив на пол одного из зрителей, который вместо того, чтобы грубо одернуть, любезно придерживает меня за плечи. Испуганно отшатываюсь, но не ухожу; закусив губу, бросаю по сторонам взгляд, полный отчаяния. В таких ситуациях на помощь мог прийти лишь Гоша, но сейчас ему самому очень требуется толковый помощник, желательно с навыками рукопашного боя. Бар в другой стороне, отсюда не просматривается. Стевич может быть где угодно…
Я лихорадочно соображаю, как поступить. Вокруг меня все больше людей. Те, кто был близко к месту событий, теперь с интересом следят за стихийно возникшей дракой и даже не думают помочь мне разнять этот клубок. Конечно, народ по традиции жаждет хлеба и зрелищ, но не здесь же, черт возьми! Только не в этом месте.
Внезапно весь шум перекрывает один-единственный мощный рык:
— Что тут за балаган, мать вашу?!
И бесперебойно галдящие зрители вдруг разом замирают, начиная озираться в поисках говорящего, и я тоже поворачиваю голову, выискивая Стевича полным надежды взглядом. Если кому под силу прекратить весь этот кошмар, так только хозяину Клуба. Он уже совсем близко; ему даже не нужно прорываться сквозь образовавшийся круг, узнавшие хозяина посетители сами охотно расступаются, высвобождая ему путь к эпицентру конфликта. Стевич ни на кого не смотрит, двигается быстро и достаточно проворно. По лицу ходят желваки, видно, что он едва справляется с гневом. Он с силой пинает озверевшего Миху в бок, сталкивая парня с поверженного Игоря, и громогласно произносит:
— Проваливай отсюда.
Пользуясь тем, что проложенная хозяином дорожка еще не затянулась, я останавливаюсь за спиной Стевича и с ужасом оглядываю разверзнувшуюся передо мной картину недавних боевых действий. Игорь, с залитым кровью лицом, кое-как опирается на правую руку, пытаясь выпрямиться. Кто-то из посетителей протягивает ему ладонь. Михаил уже на ногах, стоит ровно, молчит и угрюмо скользит глазами по присутствующим, будто бы выискивая среди них кого-то тяжелым, налитым кровью взглядом. Его свитер в темных пятнах, губа разбита, но видимых серьезных повреждений я не вижу, и это почему-то здорово радует. Но когда взгляд парня останавливается на моем лице, я едва ощутимо вздрагиваю и давлю в себе малодушное желание спрятаться за спасительную спину Стевича.