– Может, у вас к ней слишком предвзятое отношение? Ведь не проходит и недели, чтобы в очередном номере газеты не появлялись публикации о вас? Во всяком случае, с тех пор, как мы вернулись в Нью-Йорк…
Мне хочется упомянуть последнюю статейку про эту манекенщицу. Энди, кажется. Но по озабоченному лицу Андерсона я вижу, что он не шутит, а потому и моя шутка будет не вполне уместной, и потому вовремя прикусываю язык.
– Да при чем здесь я? – восклицает он раздраженно и немного расстегивает молнию на куртке. – Хотя косвенно статейки обо мне, написанные Пейдж, тоже подтверждают степень ее информированности. Уверен, никто из моих друзей не распространяется на тему, где я, с кем я, чем занимаюсь и что делаю. Но у нее, как видно, есть свои источники информации. И, уверен, не только обо мне, но и о вас тоже. И можете не сомневаться, она не побоится использовать эти источники на полную катушку.
– Тогда с чего это вдруг она заявилась к нам в галерею? – снова вмешивается в разговор Рори. Она уже успела остыть и почти готова пойти на перемирие.
– Вот я и пытаюсь это выяснить. Уже кое-кому перезвонил.
– А что вам подсказывает собственная интуиция? – спрашиваю я, забывая о том, что своей интуиции я уже давно перестала доверять. Так на кой черт сдалась мне интуиция Андерсона?
– Ничего определенного. Но одно я знаю точно. Если к тебе приходит Пейдж Коннор, жди скандала.
* * *
Несомненно, в моей маме погибла незаурядная актриса. Перед камерой она лицедействует с нескрываемым упоением. Плачет, когда рассказывает о нашем с Рори детстве. И снова слезы, когда речь заходит уже об авиакатастрофе. Такие скупые, но горькие слезы женщины, привыкшей стоически сносить удары судьбы. И даже когда она молчит, когда ее просят просто постоять возле дерева, а камера берет уже не крупный план, а отъезжает от нее на приличное расстояние, все равно глаза мамы полны слез. Я наблюдаю за ней, стоя сбоку, и невольно сочувствую. И не потому, что я верю в искренность ее слез, а потому что понимаю: мама страдала, и много страдала. А потому имеет полное право погоревать с помощью национального телевидения вот так открыто, не таясь, на всю страну.
– Снежная королева постепенно тает, – говорю я вслух. Но от Андерсона ускользает скрытый смысл моих слов, А Рори стоит далеко и не может расслышать эту реплику.
Небольшая кучка зевак толчется напротив нас, глазеет, как мы разматываем на людях наш мелодраматический клубок. Андерсон уже успел раздать с полдюжины автографов, главным образом молоденьким девушкам лет двадцати. Стоит ему заговорить с ними, и девчушки, несмотря на то что в куртках, тут же начинают выпячивать вперед свои грудки и трясти гривами, словно норовистые лошадки. Внимание малолеток явно льстит Андерсону, но он устает от них гораздо быстрее, чем я предполагала. Снова возвращается ко мне и становится рядом.