Пэкстон разулась и, взбивая подушку, восхищенно произнесла:
— Потрясающий диван.
— Я подумываю назвать его Мемориальный диван Осгудов. Твой брат тоже на нем спал.
С этими словами Уилла ушла на кухню и вернулась оттуда с намоченным холодной водой полотенцем. Она протянула его гостье.
— Мой брат к тебе неравнодушен, — сообщила та, ложась на спину и прижимая полотенце к опухшим глазам. — Как-нибудь попроси его остаться.
Уилла встряхнула одеяло и укрыла Пэкстон.
— Мы с твоим братом не особенно близки.
— Ну так будете. А знаешь почему? Потому что так надо. Это же сказка. Вы встречаетесь, влюбляетесь, целуетесь — причем никого из вас не передергивает от отвращения! — потом женитесь, заводите детей и живете долго и счастливо.
— Про «не передергивает от отвращения» мне особенно понравилось, — улыбнулась Уилла.
— Я знаю, о чем говорю. Я люблю Себастиана Роджерса. А он меня не любит.
Как ни странно, Уиллу ее признание ничуть не удивило. Она заперла дверь и, выключив свет, сказала в темноту:
— Не такая уж у тебя и гламурная жизнь, оказывается.
— Что тебя навело на эту мысль? Поездка за вином в «Подзаправься!» или признание в том, что я влюблена в мужчину, который, скорее всего, гей?
Несмотря на ее насмешливый тон, Уилла почувствовала, что Пэкстон не шутит.
— И то и другое, — ответила она.
Пэкстон тихонько рассмеялась. Уилла поняла, что она давно уже привыкла к такому отношению со стороны окружающих.
И тут случилось нечто из ряда вон выходящее.
Уилле стало жаль Пэкстон Осгуд.
Это было уже слишком. Хватит с нее на сегодня откровений. Чуть не падая от усталости, Уилла поплелась к лестнице, ведущей в ее спальню.
— Спасибо, Уилла, — услышала она за спиной.
— Не за что, Пэкстон.
Кое-как разлепив склеившиеся ресницы, Пэкстон открыла глаза.
Она приподнялась, опершись на локти, но даже это нехитрое движение отозвалось мучительной болью во всем теле, и Пэкстон застонала. Превозмогая страдания, она села и огляделась.
Домик был маленький, со старомодной мебелью, не считая этого серого, невероятно мягкого дивана. На подоконнике панорамного окна сидела черно-желтая птичка и с любопытством заглядывала внутрь. Пэкстон уставилась на нее как завороженная. Внезапно тишину прорезал непонятный высокий звук. Девушка дернулась, и птичка испуганно упорхнула.
Пэкстон схватилась руками за голову: что это за кошмарный звон?
Послышались чьи-то шаги. В комнату, шаркая и спотыкаясь, ввалилась заспанная Уилла. Хлопковые шорты и майка были измяты, на голове колыхалось пушистое облако волос.
Пэкстон часто казалось, что Уилла похожа на светлоглазых, не по возрасту серьезных детей с очень старых фотографий. Ей не хватало лишь белой муслиновой кофточки, огромного банта и фарфоровой куклы в руках. Рядом с ней Пэкстон всегда было не по себе.