Наместник ехал молча, люди к нему приближаться боялись — отлично знали, что в таком настроении убьет и не раскается.
Так же молча он спешился, двинулся к своей палатке. Ярре тревожно посмотрел вслед господину, но окликнуть не посмел, — а, может, просто подумал, что так будет лучше. Стражник отшатнулся в сторону от разъяренного Господина.
В палатке было тихо — Эйзе спал. Воин подошел ближе к мальчишке — рассыпавшиеся по койке светлые волосы, чуть улыбающиеся губы — мышонку что-то снилось. Ненависть. Смять, сломать, доказать, кто его господин. Тварь. Воин холодно, абсолютно спокойно начал раздеваться. Возбуждение придет. Потом…
Эйзе вздохнул, повернулся на спину, худущая коленка вылезла из-под одеяла. И вскрикнул, почувствовав чужую жесткую ладонь на своем колене. Мгновенно открылись сонные глаза, блеснули узнаванием, мгновенной радостью, и это взбесило Наместника больше всего, — он так же молча стащил одеяло с мальчишки и грубо схватил его за плечо. Эйзе уже все понял и рванулся изо всех сил из рук воина, молча, прикусив губу. Пощечина заставила его чуть приоткрыть рот, и воин грубо прижался губами к губам мальчишки, жестоко кусая их, жестокая рука сдавливала скулы до тех пор, пока мальчишка, застонав от боли, не разомкнул зубы. И тут же захлебнулся — язык Наместника проник в рот Твари, тот изо всех сил бился в сильных руках, пытаясь освободиться от мучителя. Это был не поцелуй — средство для возбуждения желания. Эйзе захлебывался от боли, отчаянно вырываясь. Ни одного звука — только тихий стон Эйзе и хриплое дыхание воина. Воин застонал — понадобилось краткое прикосновение к мальчишке, чтобы вновь возникло отчаянное желание, и сейчас он был не намерен себя сдерживать.
Эйзе вдруг изо всех сил вцепился зубами в губы воина. Мгновенный удар — и мальчишка сброшен на пол и подмят тяжестью тела воина. Ремигий ни на минуту не терял головы — койка могла не выдержать его игр с мальчишкой, а на полу ему спать больше не хотелось.
Эйзе уже хрипел, задыхаясь в кольце жестоких рук. И вдруг что-то произошло — мальчишка стал неподвижным и прекратил сопротивляться. Глаза закрыты, из-под ресниц точатся слезы, губы намертво закушены, но тело абсолютно неподвижно. Воина это уже остановить не могло, он раздвинул ноги мальчишки, приподнял ягодицы, напряженным членом прикоснулся к входу и, разрывая плоть Твари, вошел в него — без смазки, без растягивания — просто грубо вломился в тесное пространство. Тварь изогнулся в судороге боли, но — ни звука. Воину безумно хотелось, чтобы мальчишка заплакал, а он только учащенно судорожно дышал в ответ на каждое движение Господина. Две хлесткие пощечины по и так разбитому лицу: