— Эйзе, его боевая форма — камышовый кот?
Эйзе кивнул:
— Да, значит, ты видел…
Воин кивнул:
— Его — да, а вот кто ты у меня?
Эйзе напряженно молчал. Воин вздохнул:
— Не везет нам с тобой сегодня на прогулку… Давай все-таки искупаемся…
— Мне же нельзя — рана еще не зажила.
— Но по колено-то ты зайти можешь, повязка высоко, правда, холодновато.
Мальчишка пожал плечами — он был явно расстроен. Наместник покачал головой, начал снимать тунику:
— Ладно, а я искупаюсь.
Ему сейчас впору было не в речку бросаться, а в бочку со льдом — возбуждение накатывало все чаще и сильнее, тем более, он упал на Эйзе, защищая его. Интересно, что кричал его мышонок тваренышу, уж вряд ли про убийство, иначе тот все равно выстрелил бы. Похоже, благодаря ему Наместник остался жив. Резкий вздох заставил его обернуться, — мышонок расширенными глазами смотрел на спину воина. Ах да, шрамы… Тогда плохо зажило…
Эйзе глухо спросил:
— Ремигий, кто бил тебя плетями — ты же патриций?
Наместник пожал плечами:
— Старые дела, уже давно не болит.
Он совсем забыл, что перепаханную палачами Императорского двора спину показывать днем нельзя, настолько это выглядело устрашающе. Даже рана, оставленная стрелой-срезнем тварей, заросла получше, хотя тоже была просто нагромождением сросшихся бугристых тканей. Ладно, привыкнет. Стараясь отвлечь мальчишку от рассматривания спины, воин переспросил:
— В воду пойдешь?
Тот отрицательно покачал головой:
— Холодно.
Ремигий пожал плечами:
— Ну, как хочешь.
Сбросил одежду и шагнул в воду, вода была не просто холодной, ледяной, но ему и хотелось чего-то обжигающе-холодного, иначе просто беда. Ну не было никогда такого с ним, в походах уже десять лет, с момента опалы. И как-то его не очень тревожило, что рядом нет постоянной женщины. Он знал, что некоторые его сотники таскали за собой подруг, даже выдавали за мальчиков, и смотрел на это сквозь пальцы, ну хочет парень ласки каждый вечер — да кто спорит, тем более — у сотников всегда были отдельные палатки. А вот около себя кого-то он терпеть просто не мог, довольствовался, как простой воин, услугами шлюх в борделях крепости, а когда бывал в походах, то его это вообще не волновало, по многу месяцев ничего не было, да и не хотелось. А здесь — всего три дня, две жуткие, мучительные попытки, боль, насилие, и отчаянный приступ желания при простом прикосновении, вот как сейчас. И нет возможности что-то изменить: надо отогнать тварей от селения хотя бы на пару месяцев и обезопасить разъезды, сколько можно их хоронить! Да, платит Империя им немало, но ведь нет цены жизни этих молокососов, приблуд. Даже если это воздействие Эйзе — нет, пока не будут выполнены все его решения, в крепость они не вернутся. Да и Эйзе надо подлечить немного, он дороги в седле не перенесет — почти день, а взять его на руки, — полностью расписаться в своем бессилии, потом попробуй собери обратно его воинов. Был уже один мятеж, вовремя подошел полк Императорской гвардии, иначе Наместник не жил бы. А вот захоти Император тогда его смерти — достаточно было опоздать гвардии на пару часов. Все бы погибли, и так у Ярре его солдат осталась половина, да сотня Наместника осталась ему верна — они не дали пройти взбесившейся толпе к центру крепости. Остальные просто выжидали. Да, сотня его… Как там говорил мышонок? Предвечные чертоги… Пируют они… Не знаю. Никогда не задумывался, что делают воины в Аиде, среди теней — воют?.. Воюют?.. Что?.. Ладно…