— Может, лекаря позвать?
Наместник отрицательно покачал головой, хмуро сказал:
— Посвети лучше.
Мышонок поднес светильник ближе, рука держала свет твердо, не дрожала. Конечно, воин же. Окровавленный наконечник — долой из раны. Эйзе вдруг тихо спросил:
— Господин, можно, я залижу вашу рану — боль исчезнет и шрама не будет.
Воин с отвращением отрицательно покачал головой — не хватало еще, как псу, зализывать раны. Но мышонок упорно настаивал — я же Тварь, ничего плохого не будет, мы всегда так делаем у своих раненых. Боль в растревоженной ране все усиливалась, на глаза Эйзе набегали слезы обиды, и воин, махнув рукой на условности, разрешил. Эйзе осторожно наклонился над раной, очень нежно коснулся губами ее краев, воин вздрогнул — если это было при других обстоятельствах, это было бы несомненным проявлением ласки. Это был бы… поцелуй. Нет, ложь, он никогда не сможет поцеловать своего мучителя, просто лечение раны, просто это так делается. Мышонок осторожно вылизывал края раны, внимательно смотря на своего господина из-под рассыпавшихся волос. Боль уходила, наступало странное успокоение. Воин вдруг как-то сразу ослабел, обмяк. Через несколько мгновений он уже задремал. Мышонок удовлетворенно вздохнул — боль ушла, теперь нужно только время на заживление. Он оторвался от очищенной раны, сплюнул кровь на пол, осторожно прикрыл поверхность куском чистого полотна. Если все пойдет хорошо, то завтра края уже сойдутся и вскоре рана зарастет, оставив после себя только тоненький шрам. Если бы он захотел убить Наместника, то сейчас он мог бы это сделать, Ремигий глубоко спал, впервые за много месяцев. Мышонок тихо вздохнул, приткнулся к неповрежденному боку воина, положил голову ему на грудь. Он отчаянно мерзнул ночами, но теперь у него была возможность согреться возле горячего тела врага…
Утро началось с грохота за стенкой палатки, отчаянных ругательств стражника. Потревоженный криками, Эйзе слетел со сладко спящего воина на пол. Ночью мальчишка как всегда забрался на воина сверху, пытаясь согреться. Наместник недовольно заворчал во сне, не чувствуя привычной тяжести мышонка. Грохот продолжался. Ремигий с трудом разлепил глаза, раздраженно спросил:
— Да что там опять происходит, тьма вас забери?
В палатку заглянул перепуганный стражник:
— Господин, простите, мы вас разбудили.
Воин, уже закипая от злости, повторил:
— Что происходит?
Стражник растерянно сказал:
— Господин, приблуды ваши… Они опять…
Воин уже орал в бешенстве:
— Что опять? Да сколько можно! Выгоню из сотни!
Мышонок тихо пискнул от ужаса, воин повернул голову, увидел полные слез глаза мальчишки, сказал более спокойно: