Еще с осени того года почувствовалось, что зима будет особой: что ни заря — легкий розовый морозец, гололед. Кто из жителей Конопляновки не отведал его, не приложился к ледяной глади чем ни попадя. Все тогда предвещало наступление беды. Вечерние зори не лучше утренних — разольются краской по остановившемуся будто, в черных пугающих подпалах, небу, что тебе кровью мазано, аж жуть возьмет иной раз — и так стоит, не двинется ничего до самого темна, пока не пропадет совсем во тьме остылой ночи. А ночи были — ну кто б тогда в них разобрался, глядишь, не было б той беды, — уж темны были, уж тихи — не шелохнется ничто, не хрупнет нигде. Разве что на морозном перекале вдруг обломится ни с того ни с сего ветка да упадет наземь, что кусок жести — стра-а-шно! Вздрагивали старики, говорили себе под нос:
— Не то чтой-то ноне на дворе. Последний раз так-то вот было… — И чесали себе затылки, вспоминали — когда? — и никак вспомнить не могли.
Да только что толку от тех примет, если никуда из дому старики не выходили: кому гололед мешал поначалу, а после того как дед Жигула в больницу угодил — поскользнулся на собственном пороге, — как поприрастали к своим грубкам — никого не увидишь на улице. А ведь кому как не старикам было предугадать, распорядиться остальными. Нет, напугала их та осень, да и только ли их одних!
…Той дурной порой и за хворостом ходили не как всегда. То ж, бывало, чуть зеленя опали, остановились в лозовых зарослях юркие соки, замерли — тут и выходили мужики на порубку. Набирали кто сколько и беремями на возок, да по мягенькой дороге в притихшем осеннем лесу — домой.
Не то получилось в ту злую пору. Землю схватило морозом — окаменела она в чем была. Распутица стояла, дожди были — исковеркали ее: вся в шишаках да в колдобинах. Вышли было мужики в дорогу, уж за деревню наладились. Да только скоро назад повернули.
А оно все пуще расходилось. Мороз крепчал, что б его… Озимые — те было повысунулись, да только куда там! — ветер враз послизывал их да пораскидал куда зря. Замерзшие, падали на попритихшую оледенелую землю. «Здук, здук…» — в ушах звенело — будто кто камешки в окна кидал. А уж когда главные морозы накатили, тут все и началось. В один день выпали снега — отродясь таких не видывали. Да и то сказать: раньше было, снег навалит — успокоится природа, потеплеет, глядишь, стихнет, замрет все, если накануне и было какое волнение. Тут нет. Мало, что хаты снегом по самые трубы завалило, так на тебе еще морозяку, да ветер, чтоб черти в печных трубах мерещились всю ночь до утра. Вот как это все начиналось. Конопляновка как раз на бережку Сейма стоит: в этом месте речка будто для нее прогиб сделала — везло когда-то Конопляновке — все для удобств. И будто силой какой встащило деревню на бугор, так на взлобке и красуется на верхотуре. Поди ее достань там. Соседние деревни — Стропицы, Кольчечеево — как мучаются по весне, по паводкам. Вода станет — все, враз пропали. Сидят на печках — лучших времен дожидаются. А Журятино вообще в низине, хорошо, речка их стороной обежала, а то б и вовсе беда. Конопляновке лучше всех — на бугре, глазами окон помигивает, греет беленые бока хат на солнышке. За все то хорошее, наверное, и пришло времечко расплатиться.