Почти следом шли они друг за другом. Шли торопко — холодно. Гарбузов перед дверьми коровника остановился — запыхался, бежал от самого края деревни: когда шел по деревне, между домов — куда ни шло, а как вышагал на пустое место — пронял холод в который уже раз, — вот и побежал на манящие, спасительные огоньки коровника.
Не знал, что следом за ним едва поспевает сомовская дочка Агрепина. После разговора с отцом выпорхнула она из дома, без толку вести с ним беседы, уперся — не отступится…
— Коля, Николай, — расслышал Гарбузов, обернулся на голос. Проваливаясь в глубокий снег, к коровнику бежала Агрепина, махала ему руками.
— Агрепинушка, — Гарбузов бросился ей навстречу, стал помогать выбираться из сыпучего снега.
— Ты что, люди увидят, — отталкивала она его.
— Будет тебе — кто сейчас увидит, никого на улице…
— Кому надо, тот увидит… Э, да ты на себя погляди… А ну-ка три поскорее нос да щеки.
Она набрала полную пригоршню сухого, как крупа, снега, поднесла к лицу Гарбузова:
— Давай, Коля, давай — а то пропадешь, три скорее и пошли к нам в дежурку — отогреешься…
У самых дверей коровника слышалось, как волновалась скотина.
А когда открылась дверь, и того пуще — животные учувствовали появление человека и как будто жаловались ему на свое житье-бытье, просили о помощи.
Телятницы, встретившие Гарбузова с Агрепиной, с надеждой глядели на бригадира и на директора — ждали от них помощи.
Как только переступили порог маленькой комнаты Агрепины, она бросилась тереть щеки Гарбузова:
— Ведь отморозил же, гляди, совсем белые стали! А обмороженный ты мне не нужен, — засмеялась она.
Даже в теплой бригадирской долго не мог отогреться Гарбузов, все колотил его забравшийся в самую середку холод. Нет-нет да и затрясет нутряным крупным ознобом.
— Вот это холодище…
— Да, Коленька, не повезло тебе, дорогой ты наш директор, не повезло. Ну что ты надумал делать, а?
— Да вот пришел к вам советоваться, чую, что рядом с вами решение прячется, тут оно где-то. Тут. Потому и пришел… Поискать.
— Только потому? — лукаво переспросила его Агрепина.