На краю (Исаев) - страница 161

— Да быть-то мы там были.

— Ну так а в чем же дело?

Он усмехнулся. Вид у него был потешный — всклоченные мокрые волосы, перекинутая через одно плечо в сырых пятаках-пятнах простынь, худые ноги, тонкие руки. Лицо сильно загорелое, просто зачернелое, а все ниже шеи, такой же закопченной на солнце, белое, будто сметаной мазано. Неестественно большими были у него кисти рук, пальцы, как у всякого трудового человека, были просто огромными, и казалось, что и не его вовсе, а так, взяты у кого-то на время.

— А в том, что народ все-таки прибрехать у нас страсть как любит. Ну это ж надо такое — раззвонили по всей области, разнесли на пол-России. Только и доносится то с одной стороны, то с другой: дядька Ваня в Америке с самим ихним головой беседовал, дядька Ваня снова собирается в Америку всыпать им там за хулиганство с Вьетнамом, раз дядя Ваня взялся — все, значит, будет в полном порядке, и вот — дядька Ваня, дядька Ваня… Меня, веришь, нет, так поначалу дажить в милицию нашу районную вызывали. Дескать, зачем слухи такие распускаешь? Люди добрые, взмолился я, да господь с вами, беда это моя, я не распускаю. Еле-еле отговорился. Слушать поначалу не хотели, все стращали. А перед самым уходом, уже на крылечке, догнал меня ихний начальник — сущий зверь тамочки, в кабинете-то, был на этом моем допросе. Да. Так вот, догоняет он меня и так это, озираючись, не видють ли свои-то, и говорит мне шепотком-то: ты, грит, дядька Ваня, расскажи мне потихонечку, как оно там, в твоей Америке. А сам, что пацан — глаза-то горят, сам ажно бледный сделался, так его любопытство раздирает. Я, знаешь, даже пожалел его. Да, а сказать-то мне и на самом деле нечего. Остановился я из уважения к чину его, а он так и глядит мне в рот — дожидается. Ну что с ним сделаешь. А что, спрашиваю я его, вас, товарищ начальник, интересует? Он замялся было, а потом щелкнул пальцами по горлу: дескать, сам понимаешь — как там с этим делом? А я говорю ему: да как, у них прямо с колодцев ведрами и вытягивают — ну как у нас, грю, водицу. Я думал, с им головокружение или что еще будет. Глаза вышарил, пузо надул. Краской залился, стоит очами блымает — поверил и впрямь, дурень. Пока это он переваривал мою брехню, как каменный сделался, стоит не шелохнется — что тебе памятник. Ну а я бочком, бочком да и тикать в свою деревню. Хорошо отделался на те времена. А уж как стращали-то, уж как пужали. А нет за что. Ну как есть вот нет за что. Ты только послухай про эту самую Америку. Да, действительно, в годе так в сорок пятом, что ли, может, чуток позже, не помню сейчас, собирают нас — на флоте я тогда служил как раз. Войну благополучно всю прошел. Лучше б меня ранили, что ли, чем такое позорище переживать теперича. — Он вздохнул, поглядел на меня уже без той озорной его дивинки — чувствовалось, далась ему эта Америка. — Так вот, значится, вызывают нас и говорят: фрегаты брали у Америки? Мы поначалу-то не поняли — думали, может, кто спер из наших, вот и доискиваются. Ан нет. Оказывается, это он к нам как ко всему нашему флоту обращается — мы, стало быть, у Америки этой самой на время военных действий позаимствовали, ну вроде в долг, что ли, побрали эти самые фрегаты. Но на всякий случай мы тому начальнику признаваться в том не стали — мало ли что бывает. А он нам и шпарит дальше-то: так вот, говорит, пора пришла — вертать их надобно обратно. Дожидаются их, значит, в той Америке — нужда в их там приспела. Так вот, братцы, приводи их в порядок и айда к далеким берегам — долг платежом красен. Ну, вышли мы, смотрим — а с других дверей наши же ребята с тем же заданием. Ну, словом, может, полгода мы их надраивали — и машины поменяли, и полы — по-нашему палубы будет — посодрали да новые настелили. В общем, чего ж только мы с ними не делали. Довели их — как новенькие стали, а может, и лучше. Да. Ну что, а потом на корабли посадились, да и в путь-дорожку — в Америку. Долго, помнится, шли. Но вот на горизонте — она самая, Америка твоя, чтоб ей пусто было. Мы давай сапоги чистить да форму гладить. От утюгов на судах ажно горячо было, сапожным кремом воняло — дышать трудно. Стали от берега далеко — смутно так кое-что видать, конечно, было, но так вот, чтоб разглядеть даже отдельно что-то, невозможно было совсем. Да. Так вот приготовились это мы, намылились, начепурились, а начальство наше уже ночью почему-то собрало нас и говорит сонным: а теперь, говорит, слушай мою команду — по приготовленным трапам бегом марш на наш корабль. Трапы и вправду были приготовлены, мы и побегли очертя голову. А только потом сообразили, что на том корабле нас в одночасье и повезут назад от той самой Америки. Так они и сделали — чуем мы, заработали машины, и тихим ходом отчаливаем мы в начищенных сапогах от берегов Америки, только и видели ее. Вот так-то, братец, а народ, он пошел себе свое придумывать, и меня уже не спрашивал, все, как ему надо, так и расставил. И по сей день так: послушать — уши вянут.