Клавдия Ивановна опять укоризненно поглядела на «горе-партизана», но ничего не сказала.
Проводив гостей, Фима долго стояла на крыльце, пока подруги и учительница не скрылись за домами и не стали слышны их веселые голоса. Они ушли и унесли с собою жизнь. Еще ниже опустился потолок, темнее стали вылинявшие обои. Вырваться отсюда поскорее, вырваться!
Из угла укоризненно глядел спаситель и не одобрял мысли девушки.
— А может, тебя и нет совсем!.. — рассердилась Фима.
Чем ближе стрелки часов подвигались к шести, тем больше Фима чувствовала непонятное смущение. Хорошо ли прийти на квартиру? Скажет, в воскресенье отдохнуть не дадут. Нет, он так не скажет, сам позвал. А зачем позвал? Увидеть, что она не знает, где плюс, где минус?..
В половине шестого Фима собралась и села на стул, поглядывая на разбитые ходики. Маятник стучал, а стрелки не двигались. Наверно, испортились часы.
Она увидела учителя у ключа. Аркадий Вениаминович зачерпнул ведро воды и стал подниматься по лестнице. «В легоньком пальто, в ботинках без галош! Простудится!» — подумала Фима.
Услышав за собой шаги, Лойко оглянулся. Вот такая же улыбка была на его лице, как тогда на воскреснике.
— Вы ко мне, Фима? Пойдемте!
— Здравствуйте, Аркадий Вениаминович! Дайте я ведро понесу.
— Да нет, зачем же?..
Но Фима не послушалась и взяла ведро. Ей так хотелось сделать что-нибудь хорошее для этого человека. Лойко растерянно пожал плечами, и они неторопливо пошли по лестнице.
— Встала над миром с перстами пурпурными Эос!.. Как это Клавдия Ивановна выучила чуть не всю «Илиаду» наизусть?
Сережа ходил по опушке леса и читал полюбившиеся стихи. Вот здорово! За одну осень в Абанере он узнал, наверно, больше, чем за всю жизнь!
Прибежал Валька и сказал, что Зорина требует к Себе Бородин.
— Зачем?.. — струсил Сережа и сразу забыл греческие стихи. Неужели опять о драке? Был суд, чего еще?..
Но Валька не знал, зачем Зорин потребовался Бородину и пожимал худенькими плечами. Сережа отправился в канцелярию и всю дорогу думал, вспоминал и не мог вспомнить, какие за ним провинности.
Но опасения оказались напрасными. Евграф Васильевич встретил Сережу суховато и подал разбухшую папку с какими-то документами.
— Все ученики проходят канцелярскую практику. Сумеешь бумаги переплести?
Ух, ты! У Сережи отлегло от сердца. Как он сразу не догадался? Ведь Герасим тоже секретарем был. Обрадованный Сережа шмыгнул за перегородку, где «секретарям» поставили маленький столик, достал из шкафа нитки, иголки, ножницы и принялся за дело, а сам поглядывал на Бородина, который что-то сосредоточенно писал, зачеркивал и время от времени щелкал косточками на счетах. Откуда было Сереже знать, от каких дум поднялись морщины на широком лбу Евграфа Васильевича?