Бородин крякнул, сутулые плечи пошевелились.
— Идите-ка сюда, Зорин… Гм!.. Сможете об этом помолчать? О втором письме, первое не секрет… Аркадий Вениаминович за брата не ответчик.
Сережа кивнул головой.
— Ну, вот и хорошо. А теперь поздравьте Аркадия Вениаминовича с реабилитацией.
…Вечером, приготовившись к урокам, Лойко затопил печку и сел возле огня на корточки. Когда языки пламени обхватили дрова, он вынул из кармана письмо Глеба, перечитал еще раз. Тот писал, что теперь Аркаша уже не мальчик, а муж, в ссылке, наверно, избавился «от прежних иллюзий и поможет ему в одном деле, от которого зависит много». Неясные намеки были не очень понятны, Глеб, видимо, боялся, что письмо попадет в чужие руки.
Кривые строчки с завитушками показались Лойке омерзительными, он брезгливо швырнул письмо в огонь. Через минуту оно превратилось в пепел. Аркадий Вениаминович глядел на обуглившиеся листочки и старался понять, что произошло.
Назад тому два года он пришел сюда учить математике ораву парней и девушек, которые умели только горланить, отпускать грубые шутки и голосовать на собраниях. Такой показалась ему молодежь в первые дни, когда он сравнивал ее со студентами университета. Лойко сомневался, чтобы из его уроков вышел толк, но, приглядевшись, понял, что ошибся. Конечно, кривляние у Раи напускное. Если его отбросить, «девочка без мамы» не такая уж плохая, у нее есть способности. А с каким упрямством учится этот мариец Чуплай! Да разве он один? А лоботрясов, как Евгений Новоселов, не очень много. И будто их не было в университете?
Он когда-то сказал Бородину, что не верит в созидательную силу революции, но эта сила была здесь, рядом. Он ощущал ее дыхание на каждом шагу. Нет, он никогда не посягнет на нее, не будет помогать Глебу!..
Дрова обуглились, синие языки пламени, угасая, метались над ними. Пора было закрывать печку, но человек забыл о ней. Думы вереницей теснились в голове.
Письмо о снятии судимости принесла Фима, и это показалось ему добрым предзнаменованием. Когда она приходила к нему заниматься, всегда старалась сделать что-нибудь для него: занести мимоходом охапку дров, протереть запотевшую раму, снять паутину в углу. Делала все быстро и всегда почему-то краснела.
Вместе с Клавой они приносили хлеб из лавочки, букеты цветов из леса. Как-то вернувшись после заседания школьного совета, Лойко увидел на портрете матери венок из листьев брусничника.
Однажды Евдокия Романовна, вымыв пол в комнатах Лойки, сказала:
— Работа меня одолела. Весь день на кухне да еще по домашности. Может, вместо меня к вам Фима станет убираться приходить?