— Чуешь, как дела пошли? Чуть не все страны признали СССР. Кроме этой гидры, Америки.
Потом стал расспрашивать, что Зорин делал летом.
— Какую-нибудь картину намалевал?
Сережа покачал головой. Он привез тетрадку собственных стихов. Но рассказывать об этом Аксенку не хотелось. Товарищи поговорили немного и пошли в столовую.
— Шагай шире, шкраб! — засмеялся Аксенок.
— Какой шкраб?
— Что-о? Не знаешь? Педуклон во вторую ступень вводят. Шкрабов из нас будут делать.
Аксенок говорил шутливо, но с гордостью и выгнул грудь колесом. Сережа никак не мог представить себя учителем. А ведь он когда-то писал об этом в сочинении. Но это было давно. Тогда он был маленьким и ничего по-настоящему не понимал.
— А говоришь — новостей нет!
— Так это разве новость? В городке все знают. Скоро на практику пойдем. Только из меня какой шкраб? Разве по физкультуре.
Аксенок замолчал и стал насвистывать «Кирпичики».
Навстречу шла Элина Горошек, что-то читая на ходу. На секунду она подняла голову и холодно сказала: «Здравствуй, Зорин!»
— Тоже шкраб! Принцесса-Горошина, а не учительница! — зарычал Аксенок. — От нее духами за версту прет. Аристократка чертова! Я бы таких Горошков расстреливал.
Сережа с удивлением посмотрел на товарища. Он сам недолюбливал гордую Элину. Но почему ее расстреливать? Нет, видно, Аксенок хоть и вырос, но не поумнел.
Какая скучная эта педагогика! Назар Назарович говорил о чем-то совсем непонятном. Программы ГУСа, комплексная система, учебный план с разделами: природа, труд, общество. Скворечня называл план «вилами», а Сережа думал, зачем ему эти «вилы».
Он сделал усилие, чтобы понять, о чем рассказывает преподаватель, но это было совершенно невозможно. Человек с голым черепом глядел в тетрадку, которая лежала перед ним на кафедре, и говорил, говорил.
Бородин и Лойко умеют самое трудное сделать простым, а вот Назар Назарович как-то ухитряется все сделать трудным. И чего он старую методику ругает? Замораживала у детей мозг? Он сам кого угодно заморозит.
От парт до кафедры было несколько шагов, но учитель находился где-то очень далеко, чуть не на Северном полюсе.
Валя Гуль от скуки рисовал чертиков, Аксенок решал задачу, Женька что-то шептал на ухо Липочке, она подергивала плечами и смеялась. Даже дочь Скворечни Рая не внимала словам отца и, положив книгу Жюля Верна на парту, перелистывала страницу за страницей. Только Элина Горошек внимательно слушала учителя и что-то записывала.
«Индукция, дедукция, антропометрические измерения, тесты…» — неслись с кафедры мудреные слова.
Сережа закусил губу. В записной книжке у него был набросок стихотворения «Возвращение в Абанер». Отчаявшись понять, о чем говорит Назар Назарович, юноша попробовал закончить стихотворение, но стихи не клеились, он изорвал исчерканную страницу и отложил ручку в сторону.